Глубже - Робин Йорк Страница 33

— Я еще ничего не сделала.

Она хлопает меня по плечу.

— Конечно, но ты должна. Вернуться в строй, понимаешь?

Я повернула голову и боковым зрением посмотрела на Уэста.

Он застыл.

Кришна тоже смотрит на него, и я не могу понять, то ли он специально подтолкнул Уэста к этому, то ли просто не замечает. Вот в чем дело с Кришной — я никогда не могу понять, придурок он или притворяется придурком.

Он опускается на диван рядом с Бриджит, допивает остатки пива и говорит:

— Может, нам стоит найти что-нибудь другое для просмотра.

Уэст открывает дверь своей спальни.

— Мне нужно заниматься.

Он закрывает ее и остается только звук телевизора и Бриджит, неловко переминающаяся на своем конце дивана.

— Я ничего не сделала, — говорю я. — Я даже не знаю его фамилии.

Но я не уверена, с кем говорю.

Никто не отвечает.

* * *

— Так, когда ты собираешься домой? — спрашивает Уэст.

— Завтра.

Сегодня вторник перед Днем благодарения или среда, не могу сказать точно, поскольку сейчас три часа ночи. Кампус превратился в город-призрак после обеда, а Уэст весь день был в пекарне. Ему пришлось прийти рано. И он задержится допоздна. Ему нужно сделать безумное количество выпечки, чтобы помочь Бобу выполнить праздничные заказы. Но он сказа мне, что это неважно. Потому что у него есть все оставшиеся каникулы, чтобы выспаться.

— Рано? — спрашивает он.

— Да.

— Можешь проветрить духовку для меня?

Я подхожу к духовке — которая больше похожа на металлический шкаф со стеклом в дверце — и нажимаю на кнопку, которая выпускает пар, чтобы буханки начали подсыхать в последние несколько минут выпечки.

— Спасибо.

Я запрыгиваю на стойку и изучаю комнату. С октября она стала для меня почти такой же привычной, как моя комната в общежитии, и я перестала замечать, как здесь тесно. Как выходящий пар пахнет влажным, сырым и мокрым тестом. Руки Уэста всегда заняты, пол всегда грязный, а я всегда в безопасности, даже если мне не всегда комфортно.

Теперь у нас официально перерыв, и я должна быть дома.

Дом становится все более сложным понятием. Я по-прежнему разговариваю с отцом раз в неделю, но стала бояться наших разговоров. Я всю жизнь была папиной дочкой, а теперь не знаю, что ему сказать. Он спрашивает меня, как идет изучение Права, такой ли сложный класс, как я боялась. Он напоминает мне, что я должна искать летние стажировки, потому что мне нужно иметь некоторый опыт, прежде чем я начну подавать документы в юридические школы через несколько лет.

Он говорит мне, что любит меня и напоминает, чтобы я была в безопасности.

Я кладу трубку с пронзительной болью в животе. Я чувствую себя лгуньей, но не могу сказать ему правду.

Впервые с тех пор, как приехала в Патнем, я не хочу ехать домой на каникулы. Папа затевает всю эту историю с индейкой, а я отвечаю за начинку. Моя сестра Жанель и ее жених делают клюквенный соус и рулеты. Элисон, моя вторая сестра, сейчас в Лесото в Корпусе мира, но если бы она была дома, то сделала бы тыквенный пирог.

Думаю, я должна взять на себя обязанности по приготовлению пирога.

Я должна примерить платье подружки невесты для свадьбы Жанель, которая состоится летом. Она посылает мне по электронной почте подробности о местах, которые они рассматривают, о цветах, которые ей нравятся, об открытках с датой, которые они делают на Этси. Я знаю, что должна быть взволнована, поэтому я так себя и веду, но я не могу вызвать никакого энтузиазма.

— Ты звонила тому парню? — спрашивает Уэст.

Прошло два дня с тех пор, как он закрылся в своей комнате. Это первый раз, когда кто-то из нас упоминает о том разговоре.

— Скотту, — говорю я.

— Я помню.

— Нет. Я ему еще не звонила.

Его телефон жужжит. Уэст проверяет его и набирает кому-то сообщение. Он был приклеен к нему всю ночь, отвлекаясь. Он не сказал мне, с кем он переписывается. Это может быть его сестра, его мать или какая-то подружка дома, о которой он никогда не упоминал.

Он ничего мне не говорит.

Сегодня ему нечему меня учить. За все эти недели глазирования и проб я чувствую, что мы никогда не говорили о том, чему именно я должна была научиться.

Я никогда не просила его быть моим учителем. Это не то, чего я от него хочу.

Но с другой стороны, я нашла подтверждение урокам Уэста, разбросанным по всей моей жизни. Доказательство того, что то, что Нейт сделал со мной, не единственное, о чем стоит говорить. Доказательство того, что так же, как я могла зайти в пекарню в любой вечер, я могу зайти на вечеринку или выйти на поле для регби.

Я все еще здесь. Со мной все в порядке. Мне не нужна опека, и я не собираюсь больше покупаться на всякую ерунду.

Меня переклинило, я совершенно устала от притворства. Потому что с октября я поняла еще одну вещь: Уэст ничего мне не говорит и, если я ничему не могу его научить, мы никогда не станем чем-то большим, чем мы есть в этой комнате.

Он остается здесь на каникулы. Слишком дорого и долго лететь в Орегон на те жалкие несколько выходных, которые мы получаем и, в любом случае, Бобу нужна его помощь.

Это то, что сказал мне Уэст.

Он не сказал мне, что хочет вернуться домой, но я знаю, что он хочет, хотя я не знаю, где находится дом, из какого он города, что его там ждет. Я не знаю, потому что он не говорит. Он не говорит мне, почему его внимание так приковано к телефону, почему он все время отвлекается в последнее время, о чем он беспокоится.

Я знаю, что он беспокоится. Знаю, что что-то с ним не так. Но я также знаю, что он никогда не поднимет глаза от хлеба и не скажет мне:

— Кэр, могу я тебе кое-что сказать?

Сегодня между нами установилась какая-то неловкая окончательность, и я думаю, что это из-за того разговора в квартире.

Может быть, я ошибаюсь. Может быть, это произошло, когда он передал мне конверт с деньгами. Возможно, деньги что-то изменили.

Если бы Уэст делился своей травой с друзьями, он был бы парнем, с которым весело проводить время. Поскольку он продает