Карен Темплтон-Берджер - В атмосфере любви Страница 32

— Три дня на меня рычали и скалили зубы, меня кусали и царапали, на меня писали и делали еще черт знает что. Когда собака видит щетку или гребень, у нее в голове что-то отключается. Представь себе, хозяйка привозит собаку. Хорошую собаку. Симпатичную собаку. «Да что вы, она и мухи не обидит…» Ха! Только хозяйка уходит — цап! И привет. — Она положила руки на стол перед собой и опустила на них голову. Теперь ее голос звучал приглушенно. — За эти три дня я видела больше клыков, чем укротитель тигров… — Она резко вскинула голову. — И не смей смеяться!

— Прости, Сверчок, — сказал Алек, с трудом подавляя смех. — Но согласись, представить, что ты испуганно съежилась перед карликовым пуделем, — это довольно забавно.

Гвин размахнулась, целясь кулаком ему в плечо, но он увернулся.

— Карликовый пудель?! Последним чудовищем был сенбернар с чувствительным местом на спине, о чем хозяин «забыл» меня предупредить. Глупая собака едва не сломала мне ногу! А потом был огромный датский дог, который едва не выбил оконное стекло, когда слабоумная кошка решила проверить на себе теорию о девяти жизнях. Я держала пса на поводке, чтобы отвести его в ванную, когда на карнизе за окном появилась эта кошка. — Гвин закатила глаза. — Дог через весь салон рвется к окну, за кошкой, совершенно не думая о том, что на другом конце его поводка — человеческое существо. И вот, я не могу устоять на ногах, спотыкаюсь о коккер-спаниеля и с диким воплем падаю на задницу, а этот здоровенный идиот тащит меня за собой, как моторная лодка свалившегося в воду лыжника…

Весь этот рассказ сопровождался бурной жестикуляцией. Алек больше не мог сдерживаться. Он разразился хохотом и был вынужден взять салфетку уже для того, чтобы вытереть собственные слезы смеха. Гвин несколько секунд наблюдала за ним с плотно сжатыми губами. Потом вскочила на ноги, схватила с соседнего стула свой стеганый жилет и ринулась к двери.

— Куда ты, Гвин?

— Я ценю твою поддержку, Уэйнрайт, — бросила она через плечо.

Хлопнула задняя дверь. Алек не успел опомниться, как Гвин была уже на улице. Он бросился вслед, в считанные секунды нагнал ее и заключил в объятия. Жилет, который она еще не успела надеть, с шорохом упал на землю.

— Не сердись, — проговорил Алек, прилагая все усилия к тому, чтобы его слова звучали серьезно. — Я действительно сочувствую тебе. Но ты так забавно рассказывала об этом. — Он сжал ее плечи. — Очень забавно.

Она приподняла голову.

— Правда?

— Да. Я уже успел забыть… — Алек замолчал. Он действительно успел забыть, как ему нравилось слушать ее рассказы, как часто она смешила его. Как умела развеселить. — Ты не ушиблась из-за этой собаки?

— Парочка синяков на мягком месте обеспечена. Но мое самолюбие пострадало гораздо сильнее.

Алек бессознательно поднял руку и погладил Гвин по щеке. Ее глаза удивленно округлились.

— У тебя был тяжелый день…

— Три дня.

— Хорошо, три тяжелых дня. Извини меня за мой смех. — Он привлек ее ближе, укрывая полами своей расстегнутой куртки. — Это было бессердечно с моей стороны. Но когда я представил, как ты…

Вспомнив ее рассказ, Алек опять не удержался от смеха. Но этот смех мгновенно смолк, как только он встретил взгляд ее глаз, горячих и чувственных, как расплавленный шоколад. Ее губы раскрылись, руки, которыми она упиралась ему в грудь, обвились вокруг его шеи. Она приподнялась на цыпочки и нежно коснулась его губ. Алек замер. На ней не было лифчика. Под тонкой вельветовой рубашкой не было ничего. Отвердевшие на холоде соски скользнули по его груди.

Гвин на секунду отстранилась, затем снова подняла лицо и на полпути встретила его губы.

Если можно утонуть в поцелуе, то Алек был в серьезной опасности. Нежный жар ее губ заставил его полностью забыть о холодном сыром ветре, который трепал волосы и забирался под воротник. Тепло разливалось по его телу, разгораясь жадным огнем. Он обхватил ее руками, впитывая ее запах, ее вкус, ее сущность.

В самый высший момент, когда их языки встретились и вступили в борьбу, услышав глубокий вздох желания, он понял, что это гораздо больше, чем простое влечение, чем даже страсть. Это нечто, что грозит подавить в нем разум. Испугавшись своей реакции, Алек прервал поцелуй и, вглядевшись в лицо Гвин, увидел, что оно горит всепоглощающим жаром желания, отблеск которого светится в ее глазах.

И вдруг пришел в ярость — слепую и глупую ярость.

— Зачем, черт возьми, ты сделала это?

ГЛАВА 8

Ее губы все еще горели. Гвин недоуменно моргнула, глядя в рассерженное лицо того, кто только что с таким энтузиазмом отвечал на ее поцелуй. Будь она проклята, если согласится взять на себя полную ответственность за то, что только что произошло!

— Извини, но ты как будто не сопротивлялся. Скорее наоборот.

Резко отстранившись, Алек взъерошил рукой волосы. Его губы шевелились, но, видимо, он на какое-то время потерял дар речи. Гвин никогда еще не видела его таким смущенным. Десять очков в мою пользу, подумала она, прикрывая ладонью улыбку. А он не улыбался. Похоже, совсем потерял голову. Если она правильно поняла, с ним не было такого очень, очень давно. И он не знал, что ему делать. Бедный мальчик.

Возможно, в скором времени Гвин будет сожалеть о своей импульсивности. Но сейчас она наслаждалась ситуацией.

Он искоса посмотрел на нее. Жилка на его виске лихорадочно билась. Ветер развевал его волосы, превращая спокойного, уравновешенного Алека в романтического героя с обложки любовного романа.

— Прости, Гвин. Я не знаю… — Он замолчал и вздохнул. — Не понимаю, как это произошло, — пробормотал он. — Я не имел права пользоваться твоей слабостью.

Гвин громко рассмеялась.

— Брось, Алек. Что за чушь ты несешь? И потом, ты кое-что путаешь. Первый шаг действительно сделала я…

— Послушай, — сказал он, не давая ей договорить, — мы не должны делать этого. Мы… не можем!

— Делать — что? — спросила она. Дразня. Желая выудить признание.

— Вот этого.

Он жестом обозначил расстояние между ними. Несколько минут назад она сама бы согласилась с ним. Но то было в другой реальности, в той, где одно имело смысл, а другое не имело. А ей гораздо больше нравилось та реальность, в которую они соскользнули сейчас, где ничто не имело значения, кроме того, что происходит именно сейчас.

— Хватит, Гвин. Ты хочешь, чтобы тебя воспринимали серьезно? Тогда перестань разыгрывать невинность.