Марина Попович - Любовь играет в прятки Страница 32

Включать интернет или телефон мне стало страшно. Во-первых, Наташа там явно лютует куда пропала, ей я решила позвонить после принятия моих документов в ее универ, во-вторых, Колобок и Терминатор там точно оставили пару сотен пропущенных и главное, третье, мне было не по себе, не увидеть ни одного входящего от Виктории. Последнее меня очень ужасало, свою маму я почти не помню, меня растила няня и куча слуг, но Виктория всегда считала меня своим ребенком и защищала от внешнего мира неудач. Я только недавно узнала, Антона забрали в армию по ее настоятельному совету и даже не обиделась.

Чуть помедлив в выборе решения: идти вниз в интернет — кафе или лениться и пить горячий кофе, моя внутренняя жаба приказала подняться и привести себя в порядок. Внутренний зоопарк был в ауте, что мы с Наташей сколько дней не говорили, и в одном городе будучи, не встретились. Сколько раз хотела позвонить и сказать: «Я в Рояле, приезжай», но эти дни я вымотала, как тряпка, и нужно поддерживать свой образ девочки — хрущеб, который скоро станет моим полностью. Кстати об этом, нужно найти квартиру и машину.

На сбор ушел час. Первые минут двадцать я негодовала, что в чемоданах оказались только платья и туфельки, потом еще минут тридцать приводила кучеряшки в порядок, бережно укладывая их с помощью воды и последние десять минут мне понадобились, чтобы срочно отыскать тот кулон от братца. После первого одевая этой милой, слишком не характерной для меня штучки — аксессуара меня будто подменили, чувство, что должна выходить красивой из «осажденного» номера в отеле «Рояля» преследовало по пяткам, раздражая. Элементарно когда нужно спуститься двенадцать этажей, я каждый раз готовилась минут тридцать, примерно такое же время спускалась на каблуках, пару фраз переговорив, возвращалась по лестнице назад.

Цокая каблучками на деревянных ступеньках и задыхаясь от нагрузки, неделя без тренажерного зала давала о себе знать, успешно добралась к менеджеру. В холе меня ждал сюрприз: никого не было, лишь швейцар стоял за стеклянными дверьми, за то вместо всех появилось то, о чем я больше всего мечтала — белый рояль фирмы Стейнвей (Steinway & Sons). Мои ноги собрались бежать к нему, а вот классическое черное платьице с белым воротничком, с низом юбки — карандаша не позволяло этого сделать. Возможно, нельзя садиться играть за инструмент, но в тот момент ни что не остановило бы. Наташка часто пишет такую фразу: «Это то чувство, когда у тебя текут слюни. Глядя на это, понимаешь, что уже плаваешь в них» — вот то я характеризует меня сейчас. В уме сравнив себя с быком на корриде, а в роли муллеты (красной тряпки тореадора) выступал он, предмет, выражающий мои чувства — рояль.

Если в тот момент кто-то наблюдал за странной рыжей девицей, то меня отослали б в места не столь отдаленные палаты номер шесть. Если бы со мной была Вилка, она точно оценила это как авантюру и стала руководителем полка ненормальных. Только вот малышке это простительно в меру ее лет, со мной же явно дурдом творится. Убрав распущенные волосы на спину, руки сами приняли на клавишах «исходную позицию». Правая рука проверила звучание каждой ноты, уши остались довольны звучанием слегка потрепанного инструмента годами. Внутри все скукожилось, отдавая в голове каждую из семи нот своим цвет так любимой мной радуги. Каждый цвет — это определенное чувство. Играя на инструменте главное, не только иметь слух или упорство научиться, мало знать все ноты и уметь использовать, нужно уметь чувствовать и видеть музыку. Когда гремит гроза — это никого не оставляет равнодушным, так же и с музыкой — найдите в мелодии свой внутренний мир. Свои выступления в «ВВ» я очень люблю, но мне нереально сложно играть близкие эмоции сердцу сколько раз, но именно в отеле все чувства всплыли наружу.

Первые ноты вышли робкими и застенчивыми, по — детскому наивными и скромными. Глаза закрылись и показывали мне картинку: я сижу на лугу, возле речки, качаясь на качелях, надо мною небо такое голубое- голубое и облака в виде разных зверей — на западе будто панда, на севере — дракон. Мужская рука раскачивает меня сильней и сильней, смех вырывается с горла наружу, отдаваясь эхом и пеленой по речке, рука все больше раскачивает, вторая с трепетом держит мою ладонь, только почему эти руки разноцветные, замазанные во что-то так и не понятно. К кульминации произведения, а я играла «Ближе к мечте», хотелось в разуме развернуться и посмотреть на хозяина этих рук, не нарушая воистину волшебной картинки, мои глаза кокетливо, медля повернулись и с нереальности и создаваемой во мне музыкой легкости, беззаботности, легкомыслия, мира грации и задумчивой эйфории, вырвали несколько пар рук с аплодисментами. Картинка перед глазами пропала, так хотелось увидеть того, кто хоть в воображении так близко ко мне подошел сквозь все преграды, словно именно его я ждала здесь и сейчас. Полностью весь мир исчез, когда пришлось вспомнить, где я и почему сюда пришла. Аплодисменты не утихали, я продолжала доигрывать мелодию уже на техническом уровне. Стыдно так повернуться! Мой брат бы бросил играть, повернулся и начал кричать: «Спасибо!» и кланяться, а я вот предпочитала роль серой мышки — дождаться окончание бури.

— Зах, ау, Зах! — прошептала Яна, по свое вероятности стоящая недалеко от меня с тем самым спутником. Все — таки захомутала своего принца на свидание в рабочие время! Не зря такой вырез в людное место носит! Но Зах был увлечен другим и она даже поклацала пальцами, наверное, перед его лицом, — Зах, милый, у нас дела! Пошли!

Что сказал ее ненаглядный Зах, я уже не слышала, но сообразила по ответу менеджера:

— Да, это та девушка, что заняла наш любимый номер… Что значит, тебе нужно идти? Зах, на тебе лица нету! Радость моя, хочешь массаж? Пошли наверх…

Доиграв последнюю нотку, меня прям распирало от любопытства посмотреть на этого так наслышанного мною «Заха милого» за эти дни, но когда повернула голову назад, на щеках появился легкий румянец, не свойственный моему типу кожу, за спиной стояло человек двадцать — тринадцать и все смотрели на меня, улыбаясь. В памяти бликами пронеслись картинки с концертов, смениваясь, как слайд шоу. Ни Яночки, ни ее Заха видно не было, в стороне дверей через стекло виднелось, как менеджер бежит к белой машине своего избранника. Мне тогда стало не по себе, я чувствовала свою ответственность за ситуацию и непосредственную вину в расстройстве Яны, а, возможно, злость. Но я же не принимала в этом участия!

Моя «публика» смотрела и хлопала, правда, уже на пару тонов тише. Катя, напарница блондинка, подбежала и смотрела мне в глаза, как на бога.