Многоточия - Наталья Способина Страница 31

Хосе не стал загонять машину во двор. Оказалось, что в доме уже полно народу, но, пока они не пришли, было тихо. Оглядевшись, Юла поняла, что большинство из присутствующих — мексиканцы. Как и Ксавьер с Хосе. Всем им было где-то от восемнадцати до двадцати пяти, при этом парней было вдвое больше. Юлу это скорее радовало, потому что девушки из компании Ксавьера ее недолюбливали. Нет, ничего не говорили, просто она чувствовала себя пустым местом. И частичку той, московской, Юлы это задевало.

Кто-то сунул ей в руки стакан с коктейлем, кто-то обнял.

Коктейль она взяла, а вот назойливую руку со своей талии скинула. В доме был жуткий кавардак, который сопровождал большинство их отбитых вечеринок. Плазма на стене была чем-то залита, в притаившейся в углу кадке с пальмой торчали разномастные окурки, на ковер, кажется, кого-то стошнило. Юла усмехнулась про себя, поняв, что ей перестали нравиться вечеринки. А ведь было время, когда она обращала внимание только на музыку и компанию, и уж никак не на такие мелочи, как окурки в цветочном горшке.

Она отыскала взглядом Ксавьера. Тот стоял у входа в гостиную и болтал с кем-то из своих друзей. В одной его руке тоже был коктейль, а в другой то ли сигарета, то ли что-то еще. В плохом освещении было не разобрать. Юла оглядела его с ног до головы, понимая, что он зачем-то ей соврал. А она почему-то не сказала ему об этом. Вроде как ждала удобного случая. Но, наверное, ей просто не хотелось знать правду.

Бабушка как-то сказала: «Правда правде рознь, девочка моя». Кажется, Юла вошла в тот возраст, когда это правило можно было начать применять. Или же дело было не в возрасте, а в том, что происходило вокруг нее.

Кто-то снова обнял ее за талию, и она, так же не глядя, оттолкнула руку. Рука вернулась. Юла вновь ее оттолкнула и повернулась к придурку, который пытался ее лапать.

На нее, сыто щурясь, смотрел Хосе. Можно было бы предположить, что он успел чем-нибудь закинуться, вот только он всегда выглядел немного неадекватным.

— Отвали, — сказала Юла.

— Ты мне нравишься, — с простодушностью человека, плохо оценивающего ситуацию, заявил Хосе и вновь попытался ее обнять.

В ее мозгу вспышками понеслись воспоминания — Русик хватает ее за плечо и уверенно говорит: «Ты же сама сюда пришла. И сниматься голой тоже сама решила. Так чего теперь ломаешься?»

Тогда она оцепенела. Сейчас же, даже не успев как следует подумать, с размаху выплеснула в лицо Хосе содержимое своего стакана.

Тот прижал кулаки к глазам, отчаянно матерясь. Видимо, коктейль был алкогольный.

— Хей, что случилось? — Ксавьер тут же возник рядом.

— Дура психованная, — прошипел Хосе.

Вернее, слова были другими, но Юла перевела их для себя в щадящем варианте.

— Он ко мне приставал, — с вызовом сказала она.

Ксавьер, нахмурившись, бросил взгляд на Хосе и повернулся к ней. И в этот миг Юле стало страшно. Потому что он больше не улыбался. А еще он ее обманул. Она вдруг поняла, что поехала сегодня сюда, допуская мысль, что все это может плохо закончиться. Но в ее голове «плохо» означало «совсем плохо». Ну чтобы отец потом рыдал над гробом и не мог себе простить того, что ему было столько лет на нее плевать. Эта мысль так ошарашила, что, когда Ксавьер сжал ее локоть, она не сразу поняла, что у слова «плохо» есть масса вариантов, один из которых она проходила в Москве.

— Не нужно было так делать. Ты не права сейчас.

Он сказал это вроде бы спокойно, насколько можно было говорить спокойно в комнате, где громко играет музыка, но то, что это прозвучало без привычной улыбки, заставило Юлу поежиться.

— Нечего меня хватать, — как можно увереннее сказала она, имея в виду сразу и придурка Хосе, и Ксавьера.

— Ты не права сейчас, — повторил Ксавьер.

Если бы в стакане у Юлы еще что-то осталось, она бы плеснула в лицо и ему, но стакан был пуст. И такую же пустоту она видела в глазах Ксавьера. Все-таки он тоже что-то принял.

Сжав ее локоть так, что кости, казалось, вот-вот хрустнут, Ксавьер потащил ее то ли к лестнице, то ли к выходу.

Юла отшвырнула стакан и попыталась разжать его пальцы свободной рукой, но у нее ничего не вышло. Кто-то что-то закричал, и Ксавьер дернул ее с такой силой, что Юла, запнувшись о ковер, потеряла равновесие. Он не дал ей упасть: поставил на ноги и почти швырнул в сторону выхода.

Музыка вдруг смолкла, и стал слышен вой полицейских сирен.

— Бежим! Что встала? — заорал Ксавьер и подхватил что-то с ближайшей полки, а потом вновь стиснул локоть Юлы и потащил ее из дома.

Задний двор в ярком освещении садовых фонарей выглядел так, будто на нем играли в войнушку: туи поломаны, в бассейне плавает плетеное кресло, мусор, банки из-под пива. Юла успела подумать, что родителей хозяина вечеринки ждет не слишком приятный сюрприз.

Во дворе уже почти никого не было. Только рычали моторы мотоциклов и свистели шины стартующих с места авто. Ксавьер по-хозяйски нажал на кнопку гаража, и ворота медленно со скрежетом поползли вверх. Юла оглядела убитый двор, потом дом, в котором остался гореть свет. Это дом Ксавьера? Но ведь его отец простой грузчик. Откуда у него деньги на все это?

Если только…

— Это чужой дом? — спросила Юла, не до конца веря, что произносит эту абсурдную мысль вслух.

Вой сирен звучал все ближе.

— Быстрее! — заорал Ксавьер, заводя выкаченный из гаража мотоцикл.

Кто-то толкнул Юлу в плечо с такой силой, что она потеряла равновесие. Упав и больно ударившись коленом, она на миг прикрыла глаза, а когда их открыла, оказалось, что позади Ксавьера на мотоцикле сидит Хосе.

— А я? — шепотом спросила Юла.

Не то чтобы она ждала ответа: тот был красноречивее некуда.

— Так бывает, детка, — пожал плечами Ксавьер и крутанул ручку газа.

Мотоцикл с треском проскочил через невысокий кустарник и вылетел в задние ворота, которые кто-то успел открыть.

Юла автоматически потерла ссадину на колене, глядя вслед мчавшемуся с горы мотоциклу. На белой футболке Хосе отражались красно-синие всполохи подъехавших полицейских машин. От сирен закладывало уши.

— Долбаное кино, — прошептала Юла, зажмуриваясь, в то время как над ней раздалось:

— Ни с места! Руки в стороны!

Дальше все тоже напоминало плохой фильм. На нее надели наручники и усадили в машину. Все было вполне миролюбиво. С ней никто не разговаривал, никаких вопросов не задавал, не