Сара Дессен - Колыбельная Страница 30

Все это объясняло, некоторым образом, почему я так много времени провожу у Декстера. Но была еще причина, которую я не могла так быстро признать. Даже себе самой.

Все время, что я встречалась, у меня существовала психологическая схема, расписание, как все будет происходить. Отношения всегда начинаются с того дурманящего периода, когда другой человек подобен новому открытию, которое внезапно решает все жизненные проблемы, такие как потеря носков в комоде или выпечка рогаликов без пережаренных краев. На этой фазе, которая обычно длится шесть недель и два дня, другой человек идеален. Но спустя шесть недель и два дня, трещинки начинают проявляться. Это пока еще не полное разрушение структуры, но те маленькие вещи, к которым придираешься и за которые пилишь. К примеру, то, что они предполагают, что ты теперь всегда будешь оплачивать свой билет в кино, как ты это уже один раз сделала.

Сначала ты находишь это милым и привлекательным. А теперь это тебя раздражает, но не настолько, чтобы что-то менять. На восьмой неделе напряжение начинает проявляться. Теперь этот человек всего лишь простой смертный, и именно на этом этапе многие отношения рушатся и умирают. Потому что либо тебе приходится держаться поблизости и мириться с этими проблемами, или изящно уйти, понимая, что в ближайшем будущем появится другой идеальный человек, который все разложит по полочкам, по крайней мере на шесть недель.

Я знала об этом еще до того, как у меня появился парень, так как видела, как моя мать уже несколько раз проходила через это. С браком эта модель расширяется, деформируется, как при счете возраста у собак: шесть недель становятся годом, иногда двумя. Но всё, то же самое. Именно поэтому всегда легко понять, сколько подержатся мои отчимы. Все сводится к математике.

Если заниматься расчетами с Декстером, на бумаге все выходит идеально. Мы бы хорошо преодолели отметку в три месяца, и я бы уехала в колледж как раз в тот момент, когда страсть начала угасать. Но проблема в том, что Декстер этому не способствует. Если мою теорию отношений изобразить географически, то Декстер находится ни слева, ни справа от центра. Он вообще на другой карте, быстро приближается в дальний угол и стремится в неизвестное.

Во-первых, он долговязый. Мне никогда не нравились долговязые парни, а Декстер неуклюжий, худой и всегда в движении. Мне неудивительно, что наши отношения начались с того, что он сталкивался со мной при разных обстоятельствах, теперь я знаю, что он идет по жизни, размахивая локтями, дрыгая коленями и разбрасывая остальные конечности. За короткое время, что мы вместе, он успел разбить мой будильник, раздавить мои бусы и как-то умудрился оставить огромный след на моей стене. Я не шучу. Он всегда дергает коленями или барабанит пальцами, словно он заводит двигатель, ожидая, когда ему подадут флагом сигнал стартовать. Я заметила, что постоянно стараюсь его успокоить, положив ему на колено или пальцы свою руку, надеясь, что это его утихомирит, но вместо этого я оказываюсь пойманной, жонглирующей вместе с ним, словно поток теперь идет и сквозь меня.

Во-вторых, он неряха. Его рубашка всегда торчит, на галстуке обычно пятно, его волосы, волнистые и густые, торчат во все стороны, словно он сумасшедший ученый. Кроме того, его шнурки постоянно развязаны. У него везде все не доведено до конца, а я ненавижу недоделки. Если бы мне удалось удержать его на одном месте достаточно долго, я знаю, что мне не избежать подтыкивания, завязывания, приглаживания, приведения в порядок, словно он — это кладовая в полном беспорядке, буквально орущая, чтобы привлечь мое внимание. Но вместо этого я стискиваю зубы, борясь со своим страстным желанием, потому что это не постоянно, я и он, и думать так — только причинять боль нам обоим.

Что ведет к третьему: я действительно ему нравлюсь. Не в плане только-до-конца-лета, что было бы безопаснее. По правде, он никогда не говорил о будущем, словно у нас много времени, и у наших отношений не было определенной точки. Я, конечно, хотела все прояснить с самого начала: что я уезжаю, никаких привязанностей, слоган, который я повторяла у себя в голове и, наконец, собиралась высказать вслух. Но когда бы я ни пыталась это сделать, он легко уходил от темы, словно мог читать мои мысли, предвидеть слова и аккуратно ускользать от проблемы.

Теперь, когда работа над «Картофельной песней» прекратилась и Тед смог уйти на работу, Декстер пришел и встал передо мной, потягивая руки над головой.

— Полный кайф видеть настоящую группу за работой, не так ли?

— Отношения-оу отстойная рифма, — сказала я: — Псевдо она или нет.

Он моргнул, затем улыбнулся.

— Это работа в процессе, — объяснил он.

Я отложила свой кроссворд — я уже разгадала половину — он поднял его, взглянул на то, что я закончила.

— Впечатляет, — сказал он. — И, конечно, Мисс Реми решает кроссворды ручкой. Что, ты не делаешь ошибок?

— Неа.

— Но ты здесь.

— Ладно, — соглашаюсь я: — Может одну.

Он снова улыбается. Мы уже встречаемся пару недель, но легкость взаимных уступок все еще удивляет меня. С того самого первого дня в моей комнате я почувствовала, что мы как-то проскочили мимо формальностей Начала Отношений: тех неловких моментов, когда вы не растворены друг в друге и все еще чувствуете границы и пределы другого человека. Может быть, так получилось потому, что мы ходили вокруг друг друга пока, наконец, он не скатапультировал в мое окно. Но если я позволю себе долго думать об этом — а я не позволю — я почувствую всплески в памяти, что мне было с ним комфортно с самого начала.

Ясно, что ему было комфортно со мной, когда он схватил меня за руку как в первый день. Словно он знал, даже тогда, что сейчас мы будем здесь.

— Спорим, — говорит он мне: — Что я смогу назвать больше штатов чем ты за то время, пока та женщина выйдет из химчистки.

Я посмотрела на него. Мы сидели у Джои, у нас был обеденный перерыв, я пила диетическую колу, он жевал из пакета Фиг Ньютонс.

— Декстер, — сказала я, — это опасно.

— Ну давай, — он проскользил рукой по моей ноге. — Я тебя сделаю.

— Нет.

— Испугалась?

— Еще раз нет.

Он наклонил голову набок, затем сжал мое колено. Его нога, конечно, притоптывала.

— Давай. Она почти вошла. Когда дверь за ней захлопнется — время пойдет.

— О, боже, — говорю я. — Какова цена пари?

— Пять баксов.

— Скучно. И слишком легко.

— Десять баксов.

— Окей. И ты платишь за обед.

— Идет.

Мы наблюдаем, как женщина, одетая в розовые шорты и футболку, несет груду мятых белых рубашек, открывает дверь в химчистку. Как только дверь закрывается, я говорю: