Паутина - Весела Костадинова Страница 30

— Простите, — девушка улыбнулась снова, всё таким же вежливым, доброжелательным тоном, — мы не даём сведений о наших гостях посторонним.

— Ах, да, конечно… — я почувствовала себя идиоткой. Как можно было забыть о таких очевидных правилах?

Поспешно вытащила из кармана паспорт и права, протянула их девушке.

— Я её дочь. Романова Лиана Львовна.

Она внимательно взглянула на документы, затем кивнула, и её улыбка стала ещё теплее.

— Это вы меня простите, Лиана, — в её голосе не было ни капли строгости, только радушие. — Максимилиан Эдуардович предупреждал, что вы приедете, но мы ожидали вас немного позже.

Я неосознанно начала тереть пальцы на руках, привычка, от которой так и не смогла избавиться.

— Да, я приехала чуть раньше… — попыталась объяснить я, сглотнув ком в горле. — Боялась, что не найду вас быстро.

— У Максимилиана Эдуардовича сейчас встреча, — вежливо пояснила моя собеседница. Она снова улыбнулась, и я поймала себя на мысли, что в очередной раз поражаюсь её красоте. Всё в ней — голос, манера держаться, даже жесты — казалось безупречным.

— Я могу пока предложить вам чай?

— Если можно… кофе, — выдавила я, на автомате отвечая на её улыбку.

Но девушка покачала головой, сохраняя всё то же дружелюбие.

— Простите, Лиана. Мы стараемся избегать кофе, поскольку он — сильный стимулятор. Не всем нашим гостям он подходит… А у многих есть определённая зависимость от него.

Я моргнула, осознавая смысл её слов.

— Да, конечно… Простите, — поспешно ответила я, чувствуя себя неловко. — Тогда чай.

Она жестом пригласила меня в спокойный кабинет — зону ожидания, больше напоминавшую зимний сад, где указала на удобное кресло перед небольшим столиком. Через минуту поставила передо мной чашку с ароматным, уже знакомым мне чаем и небольшое блюдце с порционным печеньем.

Сделав несколько глотков, я подошла к высокому панорамному окну и стала рассматривать вид с другой части здания, выходящий на парк и лес.

Из холла донеслись голоса. Спокойные, уверенные, вежливые. Среди них я мгновенно узнала голос Макса — низкий, бархатистый, уверенный, с лёгкой деловой ноткой.

Я медленно обернулась.

За стеклянными дверями он пожимал руку мужчине лет пятидесяти. Высокий, подтянутый, в дорогом тёмном пальто, он выглядел человеком, привыкшим к статусу и уважению. Что-то в его лице показалось мне знакомым — возможно, я видела его по телевизору или на фото в интернете.

Они закончили разговор, мужчина чуть кивнул и направился к выходу, а Максимилиан повернул голову в мою сторону.

Его взгляд встретился с моим.

А затем, едва заметно улыбнувшись уголками губ, он двинулся ко мне.

— Простите, — я почувствовала смущение, — я приехала раньше, чем мы говорили…. Я могу подождать… или…

— Лиана, — он остановился прямо передо мной, его голос был мягким, но уверенным. Он заглянул мне в глаза, не давая возможности спрятаться или отвернуться. — Всё в порядке. Я тоже освободился раньше, и я рад тебя видеть.

На долю секунды мне показалось, что в его синих глазах блеснуло что-то личное, что-то тёплое, глубокое, почти неуловимое. И голос… он действительно выдавал, что это не просто вежливый ответ, не формальность.

Я не успела осознать, как в груди что-то дрогнуло.

— Что ж, — Макс тут же взял себя в руки, и жестом велел мне последовать за ним, — идем. Покажу тебе мое царство.

Мы вышли из холла, и Максимилиан повел меня широкими коридорами в глубь здания.

— Наши основные направления деятельности, — улыбнулся он, пропуская меня чуть вперед, — ты, уверен, уже изучила. Как и изучила медицинские лицензии и разрешения. Не стану утомлять тебя этими подробностями. Давай просто прогуляемся по Центру, а если у тебя возникнут вопросы — ты мне их задашь.

Центр по-настоящему поражал. Не только и не столько его укомплектованностью, сколько самой атмосферой. Мы прошли через отделения гинекологии, реабилитации, неврологии, а у меня не было ощущения больницы. Это скорее было похоже на санаторий, на легкий курорт. Невероятно приветливый персонал, довольные, открытые люди, хотя среди них было довольно много тех, чья одежда и аксессуары не оставляли сомнения в принадлежности к определенному классу.

Максимилиан давал краткие пояснения ко всему, что я видела в Центре, будь то занятия гимнастикой беременных девушек и женщин, групповые занятия с психологами, залы реабилитации, где некоторых людей фактически учили двигаться заново.

Но самое удивительное было то, как люди реагировали на моего спутника — его знали все. И врачи, и пациенты.

— Невероятно, — выдохнула я, когда мы присели отдохнуть на одну из скамеек в коридоре. — Я и представить не могла, что у нас в городе есть нечто подобное…. Как вам удалось это все создать?

— Я работал, Лиана, — мягко ответил Максимилиан. — Работал, изучал новые техники, работу мозга, связь человека и окружающего мира. Экспериментировал, думал, — усмехнулся он. — Этот Центр — результат работы многих и многих лет… Ты видишь, здесь мы используем не только чисто научных подход, но и восточные техники, медитации, позволяющие нам глубже понять сознание гостей и помочь им, работаем со снами — это одно из самых малоизученных областей науки, а ведь сон — залог здоровья. Конечно, — помолчав, заметил он, — работаем и с ПТСР.

— Здесь, — я посмотрела на свои руки, — я заметила, много людей… не бедного слоя….

Макс хмыкнул.

— А что, думаешь у тех, кто добивается успеха и положения нет сложностей? Подчас их внутренняя боль и внутренний страх даже глубже, чем у простых людей. Они больше видели, больше знают, больше…. Скажем так, всего нарушали.

Я резко подняла взгляд.

— Что вы имеете в виду?

— То, что мозг — сложная машина, Лиана, — спокойно ответил он, и в этом спокойствии чувствовалась не только уверенность, но и знание. Глубокое, основательное. — Он может оправдывать нас, защищать, стирать и замалчивать вещи, которые мы не готовы принять. Он способен создавать целые иллюзии, чтобы мы не сошли с ума от реальности, которая слишком тяжела.

Он помолчал, давая мне осмыслить услышанное.

— Но в этом же его ловушка. Разум играет с нами злые шутки, создаёт барьеры, выстраивает препятствия. Иногда искусственно возводит стены, за которыми мы прячемся, иногда — создаёт яму, в которую мы же сами и падаем. И чем глубже страх, тем выше стены. Тем темнее яма.

Я снова опустила взгляд, чувствуя, как что-то дрожит внутри, смутное и неоформленное.

— Здесь мы боремся со всеми этими барьерами, — голос Максима стал тише, но твёрже, почти осязаемым. — С тем, что люди тащат на себе годами, даже не осознавая этого.