Любовь оставляет отпечатки - Лена Коро Страница 3

«Или я опять что-то упустила», – упрекнула она себя, усмехнувшись.

– Ты разглядываешь книгу, словно изучаешь состав продукта на этикетке, – Лина села напротив Надежды, положив перед ней веретено скотча. – Что-то не так? Ты же сама просила «Легкость бытия». Я бы, конечно, в дорогу взяла что-то полегче… прости за каламбур.

– Да нет, все в порядке. Наверное. Просто мой мозг не хочет получать удовольствие от того, что сам же и заказал для этого. Оказывается, ему был важен только визуальный образ, а не содержание. Поэтому мне грустно.

– Не похоже на тебя.

– Вот и ты туда же. Усугубляешь. Я почему-то подумала, что раз так, то все мои знания – лишь познания… они поверхностны. То есть я четко следую принципу… помнишь, один наш преподаватель говорил постоянно, что институт учит студента знанию, где можно раздобыть знания? Вот, наверное, я этим и занимаюсь по жизни.

– Как ни странно, мы усваиваем обучение только от тех, кто нам симпатичен. Тот профессор был милашкой. Мне он нравился. И я тоже помню многие его перлы. Но что из этого?

– Ну, вот скажи, какое отношение имеет голубка мира к Пражской весне? Или я вообще ничего соединить в голове не могу, или я права?

– Я бы не покупала при таком отношении к себе эту книгу. Выбери из тех, что я нашла.

Надежда взяла верхнюю в стопке.

– Ой, только не эту, – Лина просто выхватила из рук Надежды облюбованный фолиант. – Это для меня.

– Жалко?

– Тебя жалко. Если «Легкость…» тебе тяжеловата, то что ты будешь делать с Гуэррой?

– Читать. Я такого автора даже не знаю.

– Знаешь, но не подозреваешь, что это его шедевры. «Амаркорд», «Ностальгия» да и «Брак по-итальянски» не видела разве? Его сценарии.

– А, сценарист, значит. Я не очень пьесы люблю… Мне бы что-то про любовь…

– Ты твердишь «люблю цветы» и все же рвешь их… и дождик в мае любишь ты, но из окошка… – Тихонько пропела Лина.

– Ободзинский, кажется.

– И я так думала. Но это (не песня, конечно) – Гуэрра. Это его посыл. «Ты любишь животных и ешь их мясо; ты говоришь, что любишь меня, – а я боюсь тебя». И так далее. Он сказал, другие подхватили.

– Ладно. Прочтешь, расскажешь.

– Не зли меня. Книги надо читать самой. Ведь как бы мы ни были похожи, в текстах вылавливаем разное.

– Ты права, но название книги смущает.

«Гражданин мира». Там голубка, тут гражданин.

Я, пожалуй, судоку возьму.

* * *

Где-то в три утра подружки покинули теплое застолье и отправились к стоянке автобуса. Гид – неопределенного возраста мадам в вязанной финской шапке с длинными ушами, – завидев две одинокие фигуры на опустевшей улице, рванулась навстречу.

– Парижское турне? – кричала она, невзирая на ночь и сочувствие к постояльцам гостиницы. – Вас весь автобус уже час ждет.

– Так отправление в четыре, – попыталась возразить Лина. Надежда молча спряталась за ее спину.

– Так если все на месте, можно ехать, – возвращаясь к автобусу, уже спокойнее огрызнулась гид. – Давайте ваши путевки, паспорта… ставьте чемоданы в багажник… надеюсь, самое необходимое вы переложили в ручную кладь.

– Лина, – чуть не шепотом окликнула подругу Надежда, – я ничего не положила. У меня и клади-то ручной нет.

Она уже пристроила свой обмотанный изолентой баул в полупустой отсек багажника.

– Успокойся, попить-перекусить предусмотрено в самом автобусе. Лекарства, если помнишь, мы еще в поезде в сумки переложили. Книги, журналы у меня. Одежда у нас, как у капусты, многослойная: жарко будет, разденемся. Да не так долог и переезд. В любом случае в Хельсинки чемоданы заберем.

Однако, передавая документы гиду, Лина все же не удержалась.

– Мы, конечно, поставили чемоданы в багажник, но они у нас и есть ручная кладь. По размеру, имею в виду. В принципе, могли бы взять с собой. На полку закинуть или под ноги поставить.

– В том-то и дело, что не смогли бы, – было видно, что женщина себя сдерживает, поэтому, отвечая, она сделала вид, что глубоко изучает путевки, тщательно сверяет паспорта со списком. – У вас пятое и шестое места. Это внизу, за столиком. Багаж под ноги поставить не получится. Напротив такие же туристы.

– Ух ты, – Лина даже чуть присела от неожиданности. Сразу поняла, что панорама у нее будет отличная. Но сомнение тут же заскребло затылок. С чего бы это такие классные места им достались?

Ощущение какой-то неуловимой тайны защекотало еще сильнее, когда она поднялась по мягким широким ступеням в салон. Он оказался очень камерным, всего четыре ряда кожаных кресел. У задней стенки поблескивала хромом буфетная стойка. Пахло дорогой обивкой и кофе.

Видя, что Лина тормознула на входе, Надежда, оставаясь на земле, заглянула внутрь. Но ничего, кроме ступеней, не увидела и отпрянула назад.

– Уважаемая, – тут же взяла ее под локоть раздраженная чичероне. – Поднимайтесь побыстрее, мы отъезжаем.

Надежда рывком заставила себя преодолеть подъем. Лина все еще стояла в проходе между кресел, но была уже в свитере.

– Давай, давай… раздевайся и заползай к окошку, – увидев подругу, распорядилась она. – Ты ведь любишь там сидеть?

Быстро, чтобы не злить еще и Лину, Надежда дернула молнию на куртке. И с удовольствием плюхнулась в кожаное кресло. Места с другой стороны столика пустовали.

– Простите, – Лина обратилась к зашедшей в автобус распорядительнице. Та первым делом стащила с себя дубленку, кинула ее на первый ряд кресел справа (видимо, служебные), но осталась в странной пестрой шапке с ушами, свисающими до талии. – Вы сказали, что напротив нас тоже туристы. Но их нет. Значит, мы все же не последние?

– Последние на посадке у «Октябрьской», – назидательно проскрипела гид. – В Питере у нас еще две остановки. И несколько человек присоединятся уже в Хельсинки.

– Спасибо, теперь понятно, – и Лина уселась рядом с Надеждой, которая с интересом оглядывала пространство. Оно ей явно нравилось.

* * *

В центр Хельсинки неоплан вкатился, тихо прошуршав по старинному мосту Питкясилта, прямо к железнодорожному вокзалу. Народ зашевелился. Заработала кофемашина, и Надежда открыла глаза. Лины рядом не было. Пришлось привстать с удобного кресла, но и это не помогло разглядеть подругу. Люди двигались у стойки бара, перекрывая обзор. Надежда заволновалась, хотя и понимала, что в закрытом пространстве автобуса Лина исчезнуть не могла. И через каких-то пять минут она, довольная и смеющаяся, нарисовалась у их пустующего пока