Темный полдень - Весела Костадинова Страница 3

Он стучал пальцами по столу, глядя на меня со смесью злости и раздражения.

— Хорошо, — лед в голосе мог заморозить даже пламя. — Хорошо, Айна, если ты так этого хочешь. Я думал, ты умнее….

— Хорошо, что я разочаровала тебя, Роман Владимирович, — тоже холодно ответила я, снова поднимаясь, — теперь мы, по крайней мере, квиты.

Не дожидаясь больше его слов, развернулась и направилась к выходу, не на секунду не сомневаясь, что это конец. Окончательный и бесповоротный.

2

Май.

Древний, видавший более славные времена автобус трясся на убитой дороге, издавая скрип и глухие удары под днищем, как будто металлические внутренности машины стонали от усталости. Салон был полон запахов затхлости, старого пыльного сиденья и пережжённого масла. За грязными окнами медленно проплывали высокие, похожие на гигантских великанов, разлапистые черные ели, чьи ветви, обвешанные клочьями мха, тянулись к дороге, словно собирались обнять или схватить автобус. Бледный свет закатного солнца просачивался сквозь тяжёлые тучи, окрашивая верхушки деревьев в багрово-золотые оттенки, создавая ощущение, будто я въезжал в забытый край, где время замерло, и возвращаться назад уже не будет никакого смысла.

Настроение было под стать виду за окном — точно такое же безнадежное и безрадостное, словно сама природа, вытянувшаяся вдоль этой мертвой дороги, отражала мое внутреннее состояние. Опустошение, захватившее при выезде из областного центра, становилось все глубже и тяжелее с каждым километром, разделявшим меня и последние признаки цивилизации. Казалось, что каждое колесо автобуса, содрогающееся от выбоин, забивало невидимый гвоздь в крышку гроба моей прежней жизни.

Я украдкой посмотрела на своих спутников. После последнего, забытого всеми городка, в автобусе нас осталось всего четверо: я, двое мужчин с помятыми лицами и в поношенной одежде, один из них нервно теребил воротник своей старой куртки, как будто это могло помочь ему согреться. Их молчание, напряженное и неуютное, словно давило на воздух, как тяжёлая туча перед грозой. Напротив меня сидела женщина лет шестидесяти с глубокими морщинами, изрезавшими её смуглое лицо, словно у неё за плечами был целый век переживаний. Она сидела неподвижно, устремив взгляд куда-то вдаль, за пределы окна, словно уже давно привыкла к такой беспросветности и могла её даже не замечать.

Откинувшись на жесткое, обшарпанное сиденье и поправив куртку, я вздохнула и закрыла глаза, стараясь хоть на мгновение забыться. Пальцы привычно нащупали плеер, и я вставила в уши наушники. Пусть музыка станет хоть небольшим утешением на фоне глухой тоски, поселившейся в сердце. Мелодия заполнила сознание, но даже она не могла заглушить того глухого, болезненного чувства, которое не отпускало меня на протяжении всей этой дороги.

Сложно осознавать, что в свои 26 лет из молодой, подающей надежды журналистки, которой сулили перспективы и признание, я внезапно оказалась на самом дне. Днище — иначе и не назвать то, что со мной произошло. В памяти всплывали моменты из прошлого: мои статьи, опубликованные в известных изданиях, интервью с важными людьми, события, которые я освещала, — всё это теперь казалось чужим, словно это было не со мной, а с кем-то другим, кто был гораздо более уверенным, решительным и успешным.

Теперь же я, сидя в этом разваливающемся автобусе, катящемся по разбитой дороге в никуда, ехала не только вдаль от цивилизации, но и всё дальше от своей прежней жизни.

Автобус остановился, въехав в большое село, выпуская всех моих спутников наружу. Я осталась сидеть неподвижно, мне еще ехать около 10 километров.

Водитель недовольно покосился на меня, видимо в глубине души тешил себя надеждой, что я выйду здесь и ему не придется делать крюк в 20 км. Но жизнь ему облегчать я не собиралась, мне ее тоже легкой никто не делал.

Постояв минут пятнадцать, автобус наконец тронулся с места, с трудом набирая скорость на неровной дороге. За окном тусклые лучи заходящего солнца постепенно угасали, уступая место мрачным, тяжелеющим тучам, которые нависали всё ниже над лесом, как будто собирались вот-вот обрушиться на нас. Водитель напряжённо вглядывался в дорогу, и его взгляд всё чаще метался к небу, где темно-серые облака сгущались всё сильнее. С каждым мигом становилось понятнее: дождь — вопрос времени. И вот первые крупные капли начали падать на лобовое стекло, оставляя длинные, кривые разводы.

Автобус внезапно резко затормозил, подбросив меня вперёд. Двери с глухим лязгом открылись, и я с удивлением услышала хриплый голос водителя:

— Всё, приехали, выметайся, — прошамкал он, не оборачиваясь.

— Что? — я не поверила своим ушам.

— Всё, — раздражённо повторил он, — говорю, приехали.

— В смысле? До Бобков ещё километров пять, как минимум! — я с трудом сдержала возмущение, пытаясь осознать происходящее.

— Я дальше не поеду, — буркнул он, потирая шершавой рукой руль. — Если дождь пойдёт, я тут застряну до утра, а мне ещё в обратный рейс идти.

Он помолчал, вновь бросив быстрый взгляд на лобовое стекло, где капли уже начали сливаться в сплошные потоки. Ситуация становилась всё абсурднее.

— Вообще-то я заплатила за всю поездку, — прошипела сквозь зубы, понимая, что вряд ли что-то докажу.

— Выметайся, кому сказал, пока я тебя сам не выкинул!

— Бля, узнаю родные края, — обреченно вздохнула я, снимая с полки свой немудреный багаж и выпрыгивая на гравийку, где мои ноги тут же поскользнулись в размешанной грязи. Почти потеряв равновесие, я судорожно взмахнула руками, пытаясь удержаться на ногах, и чудом не упала. Водитель, явно не собираясь ни помогать, ни о чём сожалеть, захлопнул двери автобуса прямо перед моим лицом. Мотор взревел, и он резко дал задний ход, едва не окатив меня грязной жижей из-под колёс.

— Уёбок! — срываясь, выкрикнула я в спину удаляющемуся автобусу, чувствуя, как волна злости и бессилия накрыла с головой.

Дождь, хоть и не сильный, моментально промочил мою одежду, заставив прилипнуть мокрые волосы к лицу. Ощущение, что вся эта ситуация — какой-то дурной сон, только усиливалось с каждым шагом. Вода стекала по куртке, сумка норовила соскользнуть с плеча, а чемоданчик, промокший насквозь, казался тяжелее в два раза. Я материлась самыми последними словами, тихо, но от души, перекинув спортивную сумку через плечо и крепче сжав в руке ручку чемодана. Дорога, казавшаяся уже и так адской, становилась настоящим испытанием: скользкая, размешанная до состояния болота глина буквально засасывала мои ботинки.

Каждый шаг требовал максимальной концентрации, ноги скользили и подкашивались, как будто земля подо мной специально пыталась сбить меня с толку. Я понимала, что если упаду, то это будет полная катастрофа — всё моё содержимое окажется в этой грязи, а