Если только ты - Хлоя Лиезе Страница 3

Он в буквальном смысле самый красивый человек, которого я когда-либо видела.

И хотя он выглядит так, будто мог бы расправить крылья Короля Фейри и унести меня по ночному небу к своему дворцу, он не входит в число героев моих романтических фантазий. Он из тех, кто, согласно множеству обличительных и подтверждённых заголовков новостей, разрушает не только обещания и собственность, но и надежды и сердца. Вот почему его коварные чары не подействовали и, конечно же, не подействуют на меня.

И по этой же причине я продолжаю удивляться тому, что мой второй по старшинству брат, Рен, самый милый, добросердечный человек, смог так сильно привязаться к нему.

Себастьян и Рен — товарищи по команде, оба являются звёздными нападающими хоккейной команды «Лос-Анджелес Кингз», но я не понимаю, что ещё могло сделать их такими близкими. Рен говорит, что в Себастьяне есть что-то хорошее, просто ему сложно продемонстрировать это наглядными способами. Теперь, когда я на собственном опыте убедилась, каким придурком может быть Себастьян, мне интересно, может, Рен видит в Себастьяне то, чего ему хочется, а не то, что есть на самом деле.

— Себастьян Готье, — строго произношу я, — отдай мне мои трусики.

Его холодные серые глаза делаются ледяными, пока он смотрит на меня. Он приподнимает бровь.

— Какие трусики? Я не вижу никаких трусиков, а ты?

Я смотрю на него ещё пристальнее, и мой гнев нарастает.

— Я их не вижу, но знаю, что они у тебя. Я видела, как ты… что-то с ними делал.

Его ухмылка становится волчьей и приводит в бешенство.

— Тогда подойди и найди их.

Опять же, в любой другой день я бы, наверное, всплеснула руками и ушла, чтобы с удовольствием разрушить идиллический мир Рена, сказав ему, что была бы признательна, если бы он при следующей встрече попросил своего лучшего друга вернуть мои трусики. Но сегодня не тот день. Сегодня я вышла за пределы своих возможностей, и мой редко вспыльчивый нрав подобен дикому жеребёнку, вырвавшемуся из узды.

Без предисловий я встаю между ног Себастьяна, обхватываю его за запястье и тяну вверх, а другой рукой запускаю руку в рукав его пиджака. Я вполне ожидаю, что трусики будут там, поскольку именно этой рукой он их держал.

Он смеётся, и в его смехе столько самодовольства, столько высокомерия, что я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать от досады.

— Попробуй ещё раз.

Разозлившись, я отпускаю его запястье.

— Где они?

Если они не у него в рукаве, то я понятия не имею, где ещё может быть моё нижнее бельё. На данный момент единственный способ узнать это — обыскать его.

Когда я снова поднимаю взгляд и замечаю, как его губы расплываются в сардонической усмешке, меня посещает одно из моих маленьких запоздалых аутичных прозрений: это именно то, чего он от меня хочет.

Себастьян, словно увидев, как над моей головой зажглась лампочка, расправляет свои воображаемые впечатляющие крылья и улыбается ещё шире.

— Полагаю, тебе просто придётся обыскать меня всего.

Я закатываю глаза. Но прежде чем я успеваю придумать какой-нибудь остроумный ответ, откуда-то изнутри доносится голос моего брата Вигго:

— Зигги! Иди сюда! Шоколадный фонтан работает!

Себастьян подскакивает на своём сиденье, словно его ударило током, и резко выпрямляется, внезапно встав близко ко мне.

Очень близко ко мне.

Он берёт меня за плечо и разворачивает на четверть оборота, пока свет изнутри не падает мне на лицо. Его глаза расширяются.

— Чёрт возьми. Зигги?

Глава 2. Себастьян

Плейлист: Cage The Elephant — Broken Boy

У меня за плечами долгая история поистине ужасных грехов, но мысленно развращать младшую сестру моего лучшего друга, наблюдая, как она снимает трусики — это, пожалуй, на самой вершине списка.

В моё оправдание надо сказать, что я сначала не узнал Зигги. Из-за опьянения у меня перед глазами всё расплывалось, и, когда она вышла на террасу, свет падал на неё сзади — ничего не видно, кроме потрясающего силуэта, чьи опознавательные черты были скрыты. Затем, когда она подошла ближе, и у меня появилась возможность разглядеть, её волосы были распущены — они никогда раньше не были распущены — и в угасающих лучах заката её лицо скрывалось завесой расплавленной бронзы, совсем не похожей на огненно-рыжие волосы Рена и его младшей сестры.

Я не осознавал, что мысленно раздеваю Зигги, пока не услышал, как кто-то внутри выкрикивает её имя, и не увидел, как она откликнулась на это имя. Теперь я стою, сжимая её руку, впитывая её сияние в резком свете огней из помещения. У меня скручивает желудок. Алкоголь, который я пил ещё до начала церемонии, подступает к горлу.

Она лишь немного похожа на Рена — тот же длинный прямой нос и острые высокие скулы, и (теперь, когда мы в надлежащем освещении) те же густые рыжие волосы — но в основном она выглядит совершенно иначе. В отличие от его льдисто-голубых радужек, у неё широкие, глубоко посаженные изумрудные глаза. И хотя у Рена я тоже замечал несколько, её кожа усыпана веснушками, дождь коричных искр покрывает её нос и щёки, руку, которую я до сих пор держу. Которую я как будто не могу перестать держать.

Думаю, я просто в шоке.

Я наблюдал, как тихая, застенчивая Зигги Бергман яростно срывала с себя трусики.

И мне это очень понравилось.

Более чем понравилось. Я очень, очень возбудился, наблюдая, как она задирает платье, становясь похожей на какую-то богиню океана — длинные, растрёпанные волосы развеваются на ветру, ткань цвета морской пены танцует на бледных, покрытых веснушками ногах, которые всё длятся и длятся, открывая широкие бёдра и два полных полушария её задницы…

Дерьмо. Дерьмо.

Я снова мысленно развращаю её.

— Себастьян, — и вот снова звучит моё полное имя, сурово и авторитарно. Зигги похожа на школьную учительницу, которая отчитывает непослушного маленького мальчика, и эта фантазия понравилась бы мне гораздо больше, если бы: а) в ней не участвовала младшая сестра моего лучшего друга и