Развод? Прекрасно, дорогой! - Евгения Серпента Страница 29

- Стейк из головки - верхней части вырезки. А «Квазимодо» - потому что выглядит довольно страшненько. Попробуй.

Цена у него тоже была страшненькая, но это волновало меня меньше всего. Давно прошли те времена, когда я переживала за мужской кошелек. Его кошелек – пусть сам и переживает.

Стейк действительно оказался на лицо ужасным, но добрым внутри. Особенно в сочетании с богато-рубиновым Coteaux Bourguignons. Мы ели, пили, разговаривали, и паузы между фразами становились все более красноречивыми.

Ну мы же взрослые люди и прекрасно знаем, чем все это закончится, правда?

Тут, конечно, можно было поразмыслить на досуге, в принципе ли Анечка Пока-Еще-Дроздова легкодоступная женщина, или это просто реактивное состояние в стадии развода. В любом случае, ее легкодоступность выходила условной, потому что важный хрен Малиновский никаких приятных шевелений организма не вызвал. Только неприятные.

Да, поразмыслить можно было – но я не хотела. К чему? Пусть все идет так, как идет. Я слишком долго была хорошей девочкой. А теперь собиралась быть, может, и не самой плохой, но, по крайней мере, без рефлексий брать то, что дают.

- Такси вызвать? – спросил Геннадий, расплатившись. – Или пешочком?

Хм, тебе так не терпится? Нет, Геночка, давай хотя бы немного ужин уложим. Было бы обидно подпортить секс отрыжкой.

- Лучше пешочком.

Я прямо физически чувствовала ее на своих губах – все ту же самую улыбку Джоконды.

Мы шли по аллеям, и его рука тяжело лежала на моем бедре.

«В белую ночь сиреней листву ветер качает то робкий, то смелый»*, - крутилась в голове старая, намного старше меня, песня. Я ее обожала. Потому что она тоже была питерская. Летняя. Мистическая, как тополиный пух, как запах персидской сирени.

У мостика через канал Геннадий остановился, наклонился ко мне и собрал наконец с моих губ уставшую ждать Джоконду…

-----------------

*Песня «Белая ночь» Александра Морозова, известная в исполнении Виктора Салтыкова и группы «Форум»

Глава 31

Когда мы вошли через подворотню во двор, Геннадий резко завернул меня к своей парадной. Без лишних вопросов. Да я и не возражала. Только обратилась мысленно к кровати.

Извини, дорогая, сегодня тебе вкусных эмоций не достанется. Но, может, и к лучшему. Кто знает, как там все получится. Если хорошо, то, возможно, в другой раз перепадет и тебе.

Хотя насчет «хорошо» определенные сомнения имелись. И дело было вовсе не в том, что на этот раз обошлось без ядерного взрыва. Ну да, обошлось. Но я сказала себе так: с Багирой не сравнивать. Ни в чем. Потому что Багира – это не образец, не планка, к которой надо тянуться. Это вообще из другого измерения. А с Геннадием обоюдный интерес есть, желание есть, значит, все должно получиться. Иногда кошка это кошка, а секс – это просто секс. И ни к чему мудрить.

Сомнения были в другом. В разности, так сказать, потенциалов. Роста в нем минимум метр девяносто, веса – килограммов на пятьдесят больше, чем во мне. И рабочим инструментом, судя по предварительному контакту через одежду, природа не обделила. А я, как он сказал, дюймовочка. Что бы там ни утверждали, размер все же имеет значение. Не каждый шип идеально входит в паз, иногда требуется шлифовка и подгонка.

На этот раз четвертый этаж показался мне совсем невысоким. Ну, не белочкой, конечно, взлетели, но довольно быстро. Дыхание сбилось, и вряд ли только от подъема. Когда, уже в прихожей, я наклонилась расстегнуть застежки на туфлях, рука Геннадия вдруг оказалась под подолом моего платья, и я притворилась, что это – ах! – такая неожиданность. Пробежав по ягодицам, пальцы скользнули между бедрами, легли на влажный шелк, вминая его глубоко в складки, как это делала вчера я сама.

Вот тут дыхание сбилось еще сильнее. Я хватала воздух приоткрытым ртом, запрокинув голову Геннадию на грудь. Вдруг он приподнял меня, легко, как пушинку, одной рукой, и посадил на сгиб другой – как на стульчик.

- Ничего себе, - рассмеялась я, обнимая его за шею. – Силен бобер!

- Вот за это и люблю малявок, - язык коснулся шеи, задержался в ямочке между ключицами, заглянул под вырез платья. – Люблю держать женщину на руках… в руках.

Пока он нес меня в спальню, я, все так же цепляясь одной рукой за его шею, второй исхитрилась стащить трусы. Воистину акробатический трюк, и усилия не остались без награды, когда его пальцы вошли глубоко во влагалище. Вот так вот – на ходу, в необычной позе – это было для меня совсем новым и отозвалось острой вспышкой удовольствия.

Хотя, по правде, я предпочла бы язык. Оральный секс был для меня редким деликатесом, потому что Пашка его не любил. То есть любил быть объектом, а не субъектом. Мне изредка доставались подачки - в качестве особой любезности. И, мягко говоря, не совсем так, как хотелось бы. Попытки коррекции ни к чему хорошему не приводили. Когда тебе раздраженно предлагают свернуться буквой зю и вылизаться самостоятельно… ну это такое себе.

Будь довольна, девушка, тем, что дают. А если не нравится, значит, ты фригидная рыба.

Сейчас я ничего подобного не ждала. Только идиоты суют язык в незнакомые места, не познакомившись толком с их владелицами.

Но мне, кажется, попался как раз идиот.

О-о-о… слабоумие и отвага! Безумству храбрых поем мы песню! Горький, да? Да плевать кто.

Сгрузив на кровать, Гена рывком вытащил из-под меня покрывало. Вторым таким же стянул через голову платье. Следом куда-то улетел лифчик. Я даже сообразить не успела, как оказалась на спине, с ногами, закинутыми далеко за уши.

Наклонившись надо мной и поглядывая искоса, он развел пальцами губы. Я застонала и вцепилась в одеяло, когда язык тонко и остро пробежал между ними, собирая влагу, а потом плотно прижал клитор.

Чуть приподнявшись на локте, я жадно смотрела, как он самым кончиком языка ласкает другой язычок, набухший в ожидании наслаждения. Когда наши взгляды встречались, где-то под ложечкой вспыхивало, и до самого горла пробегало горячее эхо.

Это было как раз то, чего я хотела, что представляла в своих фантазиях. То, чего никогда не испытывала наяву. Двумя пальцами он входил внутрь, а языком то едва касался клитора, словно поддразнивая, то тяжело давил на него, то сжимал губами. Потом пальцы выбирались наружу – влажные, теплые, гладили губы, лобок, бедра, а язык