Договор на одну ночь (СИ) - Мария Анатольевна Акулова Страница 29

– Какими судьбами вы в Калифее? – Светская собеседница из меня ужасная. У самой зубы скрипят от натужного энтузиазма, но и просто пялиться на него было бы глупо. Я играю во взрослую.

– Обедал.

– А я с подругами отдыхаю.

– Молодец.

Разговор затухает. Это "молодец" звучит как "абсолютно похуй". Моя самоуверенность покрывается трещинами. Приходится несколько раз моргнуть, но я не отступаю. А ещё чувствую на себя два взгляда, но будоражит при этом один. Сильно. Слишком.

– Вы ещё не уехали? – Вроде бы сознательно пускаю шпильку, но вижу, что мужчина реагирует мягкой полуулыбкой, и жалею.

– Заканчиваю дела и буду уезжать.

– Это скоро? – Сердце снова заводится. Не знаю, чего оно хочет. Услышать, что день-два или…

– Скоро, Еленика. Скоро.

Это не важная для меня информация. Реагировать на нее смысла нет. Я и сама скоро уезжаю. Но… Глаза бегают по мужскому лицу. Внутри спонтанная буря.

Я цепляюсь за понятные мне эмоции. Сейчас это раздражение.

– Елена. Не Еленика.

– Как скажешь. – Депутат не спорит, но в карих глазах читается всё то же: «да как-то… похуй».

Он не поддерживает разговор. Не развивает его. Это вполне ожидаемо, но злит, потому что я по какой-то причине хочу другого.

– Я хотела спросить...

– Ну спроси, Лена, – он часто повторяет мое имя, тем самым сбивая с гневно-мстительного пути. У него получается как-то мягко. Обволакивающе. На самом деле, мне нравится, как из его уст звучит любая из вариаций.

Пытаясь скрыть внутреннюю дрожь, продолжаю нагло смотреть в депутатские глаза.

– Вы у себя в машине мою вещь не находили?

Спутник Темирова тянется ко рту и прокашливается. Я бросаю на него быстрый взгляд, позволяя себе не скрывать негодования. Мол, не мешайте, уважаемый.

Он тоже веселится. Блестит глазами. Смотрит на меня. Подмигивает.

Но подмигивать мне не надо. Я возвращаюсь к Андрею и мимикой выражаю нетерпение.

– Какую твою вещь?

– Венок. Я оставила у вас венок. – Я по глазам вижу, что он не удивлен. И не забыл.

На короткий миг они становятся колючими, блеск из игривого немного опасным. По коже разбегаются мурашки.

– Я выбросил. – Его ответ – абсолютно серьезен. Ожидаем. И... Возмутителен.

– А могли бы и вернуть.

Действительно.

Вздохнув, Темиров молча трет шею сзади, как если бы зателка (а может быть я утомила), и стряхивает головой, чтобы снова посмотреть мне в глаза.

Видимо, я с каждой секундой все сильнее падаю и падаю. Какая-то навязчивая идиотка. Но... А что мне делать, если хочется?

Не тратя время на оправдания, Темиров меняет тему:

– А в Меланфии с подругами уже не гуляется, Лена?

Возмущенно сжимаю губы.

– Разнообразия захотелось, – произношу, как самой кажется, нейтрально, но у депутата и его спутника вызываю одинаковую реакцию. Мужчины хмыкают. Перескакиваю взглядом с одного на другого.

Сейчас самое время меня представить, но во вселенной господина депутата я до этого не доросла.

– Не переусердствуй с разнообразием, Лена. Хорошего отдыха и дяде привет.

Ну вот и... Всё.

Темиров напутствует, а потом кивает своему спутнику. Тот, мазнув по мне взглядом, следует за господином депутатом прочь.

Этот диалог изначально был бессмысленным. Мой поступок – детским. Негодование – безосновательным. Но грудную клетку всё равно распирает недосказанность.

Развернувшись, уже в депутатскую спину громче нужного произношу:

– Хорошей дороги, господин депутат! Приезжайте в следующем году!

Темиров не оглядывается и никак не отвечает. А его спутник – да.

Развернувшись, недолго пятится. Улыбается мне широко. Сделав шутливый реверанс, догоняет Темирова. Говорит ему что-то, после чего громко-громко смеется, запрокинув голову.

Я не понимаю, что это было. Я себя толком не понимаю, но так и стою на выходе из туристической лавки, провожая взглядом чужака.

Глава 18

Лена

У очень условно известного мне господина Эрвина Шрёдингера когда-то был кот с особенностями. А теперь у меня есть такой же депутат.

Андрей Темиров сказал, что скоро уезжает, но не уточнил, когда. И вот я живу в мире, где он одновременно уже уехал и ещё нет.

Я каждый день немного надеюсь (зачем-то) встретить его в Меланфии. И напоминаю себе, что его тут больше не будет, а мне встречи с ним не нужны.

По разговорам дядюшкиных гостей в Кали Нихта и на улицах нашего городка я узнаю, что мы начинаем готовиться к выборам. Скоро на месте трех районов образуется три объединённые общины. Меланфия станет центром одной из них. И это… Круто, наверное.

Только меня уже почти не касается.

Как не касается и (не)случившийся отъезд депутата.

Сегодня – суббота. После внезапно одолевшей бессонницы я выскочила ранним утром на рынок, чтобы проветрить голову.

Всю ночь меня мучила безосновательная тревога. Крутила руки и живот. Я вышла без списка. Не собиралась ничего покупать ни в ресторан, ни дяде с тетушками. Просто погулять между прилавками. Выбрать любимых абрикосов. Попробовать домашние сыры.

Мы с дядей не мирились. Общаемся только о работе, он делает вид, что я не обращалась к нему с «позорной» просьбой. А я делаю вид, что повторный разговор можно отложить.

Можно ли? Не знаю. Но рано или поздно мне всё равно придется донести, что я уеду в любом случае.

Возможно, это стоило бы сделать даже сегодня.

Напитавшись рыночной суетой, я бреду обратно в Кали Нихта, переживаю легкую ностальгию из-за предстоящей разлуки с родными местами. Медленно иду по набережной в сторону дядюшкиного ресторана, когда издалека замечаю перед террасой нетипичную для утреннего часа живость.

На ступеньках стоит тейе Димитрий. Внизу – человек пять-семь. И первое дурацкое предположение, которое рождается в моей голове, что это снова встреча старост. И среди них, возможно, будет господин депутат.

Организм реагирует бурно. С эйфорией и надеждой. Но взгляд соскакивает на парковку и, пять раз пересчитав машины, его Мерседеса там я не нахожу. Зато узнаю автомобиль старосты Леонидаса. И ещё один. Белый Лексус. Машину Георгиоса, в которую он чуть меня не запихнул.

Я колеблюсь между желанием сойти с набережной в тень и ускориться. Прищурившись, рассматриваю людей внимательно. Они разговаривают громко и машут руками. Это выглядит или как радость или как скандал. Нахожу в этом новый повод для тревоги, но чем ближе подхожу – тем яснее слышу смех. Вижу яркие улыбки на лицах.

Мой