Зоя (СИ) - Ларосса Юлия Страница 29

На противоположной стороне тротуара стоял высокий человек с широко расставленными ногами и руками, которые он прятал в карманах толстовки. Черная одежда и капюшон на голове делали его почти невидимым в ночной мгле. Но он, видимо, хотел, чтобы его заметили, так как остановился в ореоле света одного из уличных фонарей.

Да, это он заставил меня испытать первобытное чувство страха. Холодок, тревожный и панический, повторил свой пробег по спине и замер в области затылка. Я смотрела на незнакомца и ощущала опасность, исходящую от него. Не спуская с него глаз, я нащупала ключи и медленно встала. Ноги заныли, и колючки боли побежали вверх от пяток до колен, делая их ватными и непослушными.

Страх не отпускал меня, пока я открывала двери и быстро входила внутрь. Разум твердил, что я в безопасности: охрана, видеокамеры, сигнализация работали только на надежную защиту.

Но, поддавшись исключительно бездумному порыву, я подошла к окну. Незнакомец стоял на прежнем месте. Интересно, видит ли он меня?

Вдруг незнакомец высунул руку из кармана и поднес к лицу. Свет осветил его ладонь. Это мобильный в его руке? Он звонит кому-то!

Громкий звук домашнего телефона наполнил пустую и темную гостиную.

Я подпрыгнула от неожиданности и обернулась. Неужели это он?! Жуткая догадка пронзила меня. Я нервно сглотнула, но не сдвинулась с места. Звонок прекратился одновременно с тем, как человек опустил руку. Он сделал движение головой, будто смотрел на экран, и снова поднес его к уху.

Прошло несколько секунд, и вновь зазвонил телефон. Но на этот раз — мой мобильный.

Я отскочила от окна и достала телефон из сумки. Только бы знакомый номер! Только бы знакомый…

«Номер скрыт» — высветилось на экране.

С гулко бьющимся сердцем я смотрела на эту надпись. Может, это Себастьян?

Я провела пальцем по экрану, чтобы ответить. Дрожа от доселе невиданного ужаса, я молча вслушивалась в трубку телефона.

Чужое дыхание. Уже знакомые тяжелые вдохи и выдохи. Они с каждой секундой вселяли в меня невиданной силы страх.

— Теперь я знаю твое лицо! — наконец, раздался тихий низкий голос, а затем прозвучали частые короткие гудки.

Глава 21

Отголоски ошибок

Солнечный свет прервал мой тревожный, переполненный болезненными воспоминаниями сон.

Я с трудом разлепила веки и посмотрела на часы. Десять утра. Так поздно я просыпалась в последний раз… не помню когда.

Я откинулась на подушки и снова закрыла глаза. Голова просто раскалывалась, и боль становилась сильнее по мере того, как воспоминания о вчерашних событиях всплывали в памяти.

К сожалению, это не сон. Впервые за все время пребывания в Барселоне мне захотелось вновь оказаться в Болгарии и никогда сюда не приезжать.

Я поднялась с постели и поплелась в ванную.

Очень хорошо помню свое первое утро без родителей. Тогда моя разбитая душа и разорванное сердце кровоточили, корчились от муки. Страдания давали мне понять, что это не ночной кошмар, а моя новая жизнь, без маминого омлета с сыром и зеленью на завтрак и без воскресной велосипедной прогулки в горы с отцом.

Но стоило закрыть глаза, и я сразу же видела перед собой картинку, как папа взбирается по узкой тропе, окруженной деревьями и дикими кустарникам, которые так густо покрывали межгорные равнины. Как сейчас слышала родной смех, когда мне удавалось обогнать его, и с наслаждением вдыхала влажный воздух, пропитанный запахом листвы.

Все осталось в закромах моей памяти. Зато чувство опустошенности теперь породнилось со мной навсегда. Оно притупилось с годами, но самую малость.

Я подобна камню, который насильно откололи от скалы и уронили в воду. Шло время, а он все так же томился в одиночестве. Только острые углы стали более гладкими с годами. Но разве боль от утраты можно смыть или сгладить? Нет. Она навечно остается внутри. Живет и будет жить до последнего вдоха, рассвета и заката.

Я умылась, почистила зубы и отправилась в гардероб. Увы, я больше не испытывала радости от новой одежды. Натянув белую майку и джинсовые шорты, я заплела еще влажные волосы в косу и посмотрела на свое отражение.

Мысли о Себастьяне Эскаланте так и норовили заполнить мой разум. Но то, что случилось после моего вчерашнего позора, затуманило их.

Отвернувшись от зеркала, я направилась в студию. Со стороны гостиной до меня доносились голоса Латти и Виктора. Я старалась идти как можно тише, чтобы остаться незамеченной. Мне не хотелось пытать себя завтраком и отвечать на вежливые вопросы о моем паршивом самочувствии.

Вчера они вернулись почти следом за мной и обнаружили меня, напуганную, сидящую неподвижно на полу в гостиной. Пришлось все им рассказать. Про устрашившего меня незнакомца, но не про поцелуй Себастьяна. Долгие расспросы Виктора и его великана-охранника Бенедикта Раблеса, тревога беременной Златы и усталость от всех этих неприятных испытаний заставили меня в тысячный раз пожалеть о рассказе.

По безапелляционному настоянию Виктора я обратилась в полицию. Уставший полицейский выслушал меня, параллельно занося данные в компьютер, потом пояснил о чрезвычайной активности психически нестабильных людей, посоветовал сменить номер и настоятельно забыть о ночных прогулках в одиночестве.

Войдя в студию, я почувствовала слабое облегчение и выдохнула.

Нужно переключиться на работу. И перестать рисовать… понятно кого. Имя его тоже не стоит произносить, даже мысленно. Уж сильно оно мне нравится.

Ну, зачем? Зачем я его поцеловала?! Между нами витала какая-то магическая связь, манящая таинственность. Мне нравилось говорить с Себастьяном, тайком наблюдать за ним и вдыхать его аромат. Очень хотелось бы еще раз послушать его мнение о своих работах, увидеть его коллекцию картин и… бесконечно смотреть в медовые глаза.

Так, стоп! Опасная тема, опасные мысли.

Родители Виктора еще не привезли новые картины на реставрацию. Работы для меня не было.

Я взяла огромный чистый холст — квадрат почти с меня высотой. Акварели, кисти и палитра выстроились мне в помощь.

Перед моими глазами возникло лицо мамы. Я отчетливо видела трогательную улыбку, искорки сочувствия в ее темных и красивых глазах…

***

Звонок мобильного вырвал меня из творческой пучины. Я выключила песню «From Above» Виктории Толстой в своем плеере и ответила Николасу Франко.

— Привет, Зоя! — раздался его голос, преисполненный оптимизма.

— Сегодня мы собираемся в арт-кофейне на Гран-Виа. Я и ребята с удовольствием приглашаем тебя в нашу компанию. Что скажешь?

Почему бы и нет? Нужно отвлечься и как можно быстрее.

— Отличная идея. Спасибо, Ник.

— Правда? — я услышала намек на облегчение в его голосе.

— Да, — улыбнулась я в трубку. — Только расскажи мне подробнее, как туда добраться.

— Так давай я зайду за тобой?

— Спасибо, Ник, но нет. Лучше скинь мне координаты. Я живу не в своем доме, и мне будет неловко… Ну ты понимаешь?

— О, конечно! — протянул тот. — Окей, скину. До встречи, Зоя!

— Да. Пока, Ник!

Я опустила руку с мобильным и повернулась к своей завершенной картине. Шесть часов непрерывной работы. Очень быстро. Длиною в один творческий вдох. С полотна на меня смотрела мама. Печальный взгляд и робкая улыбка, словно уговаривали меня держаться, верить и не прекращать надеяться.

А еще она просила прощения за то, что ей пришлось покинуть меня. Навсегда.

***

Я распустила волосы и надела милое темно-красное платье. Чуточку подкрасила ресницы и губы той косметикой, что подарила мне вчера Латти. Захватив плеер, я вышла из комнаты немного раньше положенного времени. До арт-кафе минут пятнадцать ходьбы, если судить по сообщению Ника и «Гугл Мэпс».

Через двадцать пять минут моего путешествия в музыкальном одиночестве, я все же нашла нужное заведение. Правда немного опоздала к началу «творческого заседания».

Я вошла в пахнущее ванилью кафе «Арт-Фэйт», испытывая волнение от предстоящей встречи с незнакомой компанией.