На краю несбывшихся надежд - Оксана Алексеевна Ласовская Страница 27

— Любой труд должен оплачиваться, — каменным голосом ответила соседка. — Я за животными ухаживала, гулять с псом сегодня ходила и, между прочим, кормила их! Так что скажите спасибо, что вещичками отделались, а не деньги платили!

Я отказывалась верить своим ушам и глазам. Люся всегда казалась мне милой, немного застенчивой девушкой. И детишки у нее такие прекрасные… И животных она приютила, и вещи разрешила оставить. И сочувствовала нам еще… И вот те на! Неужели я настолько ошибалась в ней? Неужели никому нельзя верить?

— Ну что вылупились? Проваливайте!

— Дом сумасшедших какой-то… — пробормотал Степка, подхватывая кота на руки и перекидывая сумку через плечо.

— Поговори еще!

— До свидания, Люся, — только и смогла вымолвить я, беря Пушка за ошейник.

В гробовом молчании мы вышли из дома и, только когда он оказался далеко позади, словно отмерли.

— Что за место такое? — поразился Степка. — Ты понимаешь, что она нас натурально ограбила?

— Понимаю, — кивнула я. — Но что мне делать? В милицию идти из-за нескольких кофточек и кастрюлек?

— А что делать тогда?

— Да пусть подавится, если оно ей так нужно, — поморщилась я. — Степ, мне барахло не жалко… Просто… Я не знаю, как теперь верить людям, понимаешь? Мне скоро в каждом будет предатель мерещиться…

— Мир не без добрых людей, — по-взрослому, философски заметил брат. — Возьми, к примеру, Антонину Викторовну. Она не обязана нам помогать, но помогла же. Она хорошая.

— Дай-то Бог, — вздохнула я.

По дороге домой я заскочила в магазин, купила продуктов и даже потратилась на торт, желая отблагодарить женщину. Вернувшись, мы застали хозяйку квартиры у телевизора. Судя по репликам, доносившимся с экрана, там шел очередной мыльный сериал.

— Вернулись! — обрадовалась Антонина Викторовна. — Ой, какие хорошенькие! — умилилась она, увидев Пушка и Рыжика.

Кот Маркиз царственной походкой вышел в прихожую и враждебно уставился на Рыжика, Пушка он словно не заметил. Оба кота встали в стойку и завыли.

— Маркиз! — повысила голос Антонина Викторовна. Кот недовольно взглянул на хозяйку, но выть прекратил. — Это твой новый друг! Ты должен подружиться с ним, понял?

Сердито дернув хвостом, Маркиз удалился, видимо, дав понять таким образом, что ни с кем дружить он не намерен.

— Ничего, привыкнет, — проводила его взглядом Антонина Викторовна.

Рыжик забился под тумбочку и сверкал оттуда своими глазищами. Пушок тоже сидел у моих ног тихо-тихо.

— Боятся, бедняги, — посочувствовала им женщина. — Ребята, а что это у вас вещей так мало! — ахнула она, переведя взгляд на сумку.

Пришлось признаваться и рассказывать хозяйке квартиры про Люсю и ее поступок.

— Ну и ну, — качала головой она. — Просто уму непостижимо!

За разговором мы перебрались на кухню и устроились за столом. Степа, поев и попробовав торт, ушел в комнату, попросив разрешения взять с собой пару книг. Мы с Антониной Викторовной остались вдвоем.

— Ой, Мирочка! — всплеснула руками женщина. — Я совсем забыла! У меня ведь есть чудесная наливка! Будешь?

— Буду, — улыбнулась я. — Только немного, я, вообще-то, не пью… — призналась я, вспомнив тот вечер, когда впервые напилась и чем это закончилось. Зябко передернув плечами, я постаралась выбросить все из головы. Прошлое должно оставаться в прошлом, ничего не исправить.

— Я звонила сегодня этому Дмитрию, который тебя сбил, — сообщила Антонина Викторовна, отпив глоток удивительно вкусной наливки.

— Зачем? — поперхнулась я.

— Ну, он же просил сообщить о твоем состоянии, — пожала плечами женщина. — Волнуется, наверное.

— И что он сказал? — стараясь выглядеть равнодушной, спросила я, хотя сердце билось где-то в горле.

— Обрадовался, что с тобой все хорошо. И очень удивился, что ты от денег отказалась. Очень.

— Не все же на деньгах помешанные, как некоторые… — пробурчала я, отворачиваясь к окну.

— Ох, что-то ты темнишь, девка, — покачала головой Антонина Викторовна. — Я жизнь прожила, вижу, что не все так просто с этим мужчиной. Ну да дело твое, молодое, личное. Расскажи-ка лучше о себе.

— Да что рассказывать? Вы вроде все обо мне знаете уже…

— Да ничего я не знаю. Только в общих чертах. Прости мое любопытство, это старческое.

— Скажете тоже, старческое! — засмеялась я. — Вы молодая совсем. Сколько вам лет?

— А сколько дашь? — хитро прищурилась Антонина Викторовна.

— Ну… Лет пятьдесят пять — пятьдесят восемь.

— Ты мне льстишь.

— Ну а сколько же?

— Шестьдесят четыре.

— Не может быть! — ахнула я. — Что вы такое говорите?

Откинувшись на спинку, я внимательно оглядела хозяйку квартиры. Чуть тронутые сединой волосы уложены в пучок, голубые глаза подкрашены, у глаз и у губ пролегли морщины. Выглядела она очень моложаво, только в глазах словно застыла тоска.

— Хорошо сохранилась, да? — усмехнулась Антонина Викторовна. — Да уж, удивительно это, такую жизнь прожив. Вы вот о детях сегодня спрашивали…

— Нет детей? — сочувственно спросила я.

— Нет. Уже нет. Были.

— Умерли? — шепотом спросила я, замерев от ужаса.

— Слушай мою историю, если интересно.

— Интересно, — кивнула я.

— В молодости я красавицей была, — предалась воспоминаниям Антонина Викторовна. — Все парни за мной бегали. А я хвостом крутила да о карьере думала. Университет закончила, на работу устроилась, влюбилась, замуж вышла. Все как у всех. Мужа любила очень, только дети у нас не получались. А потом дочка появилась, Анечка. Мы нарадоваться не могли. А через пять лет и сыночек, Васенька, родился. Жили мы, жили. Вроде бы все хорошо было, вот только я за работой детей мало видела. И мужа тоже. А потом узнала, что у мужа любовница есть. И не просто любовница, а уходить он к ней собрался. Уж как я плакала, просила его — все равно ушел. А после его ухода и дети от рук отбились. Анечка с дурной компанией связалась, гулять стала ночами напролет. Не слушалась меня. Я мужу пожаловалась, а он сказал: сама разбирайся. Не разобралась.

Антонина Викторовна замолчала и махом опрокинула рюмку наливки. Затем вытерла слезинки в уголках глаз и неожиданно вышла из кухни. Я осталась одна, гадая, что значит ее уход. Но вскоре женщина вернулась, неся в руках альбом.

— Вот, смотри, — она вытащила из альбома карточку и протянула мне. С фотографии смотрела очень красивая темноволосая девочка лет семнадцативосемнадцати.

— Это ваша дочь?

— Да, это Анечка.

— Что же с ней случилось?

— Ребеночка нагуляла. Я сначала ругалась, а потом приняла решение — пусть рожает. Но Аня против была. Ушла и где-то аборт сделала. В те годы ведь аборты запрещены были, а она где-то сделала. Пришла домой вся зеленая. Я перепугалась, в больницу с ней поехала. Да толку-то…

— Умерла? — тихо спросила я.

— Да. Восемнадцать лет всего было. Дурочка моя, — Антонина Викторовна погладила фотографию дочери. — Родила бы, сама была бы