Прикосновение ненависти - Дж. Л. Бек Страница 25

Но не совсем. Я никогда не сделаю этого полностью.

Черт, мне нужно больше. Этого недостаточно.

Наклоняясь, я касаюсь щекой ее виска. Хотел бы я, чтобы мы были кожа к коже, но, по крайней мере, сейчас я могу вдохнуть ее легкий цветочный аромат. Под лавандой чувствуется намек на ваниль, и все, что он делает, — это будоражит мысленный образ, как я пожираю ее. Не только ее киски, но и всю ее.

Если бы это означало впитывать ее сладость и всегда носить ее с собой, это именно то, что я бы сделал. Она так сильно нужна мне. Она так необходима в моей жизни.

Звуки, которые она издает, слышимые теперь, когда ее рот находится рядом с моим ухом, могли бы поставить мужчину на колени. Она мурлычет, как котенок.

— О… о боже, — стонет она, заставляя меня усилить давление на ее клитор. Это далеко не то, чего кто-либо из нас действительно хочет, но пока этого достаточно, чтобы заставить ее прижаться ко мне и потереться своей хорошенькой киской о мою руку.

Возьми. Возьми то, что тебе нужно.

Я так много хочу дать ей, почти так же сильно, как жажду того, что, я знаю, она дала бы мне. Ее пальцы в моих волосах. Ее сладкие, нежные поцелуи. То, как она стонет мое имя — никто никогда не произносил его так, как она, превращая в молитву.

Лучшее, что я могу сделать, — это представить, прокручивая в голове звук того, как она распадается на части благодаря моему языку.

Рен… Рен… Я закрываю глаза, отдаваясь воспоминаниям. Фантазиям. Она знает, что это я, единственный мужчина, который когда-либо прикасался к ней таким образом. Ни один из бесполезных придурков, танцующих, пьющих и трахающихся вокруг да около, не мог сделать этого с ней. Они бы не знали, с чего начать.

Потому что они ее не знают.

Не так, как я.

— Пожалуйста… не останавливайся… — хнычет она сквозь музыку и шум крови в моих ушах.

Мои зубы скрипят, и мне почти приходится прикусить язык, чтобы не подбодрить ее. Остановить себя от того, чтобы прошептать ее имя и сказать, какая она сладкая, как чертовски жарко, когда она двигает бедрами, дрожа, прижимаясь ко мне. Она добивается своего освобождения, как только может.

Как это мощно. Развратить ее. И даже дурацкий нимб ангела теперь прикреплен криво. Каким-то образом это небольшое несовершенство только делает ее более совершенной.

Этого недостаточно. Пусть я не могу провести языком между ее губами и впитать все до последней капли, словно это последнее, что я когда-либо попробую, но по крайней мере она будет со мной таким образом. В конце концов, я уйду с этой вечеринки, с частичкой ее на своих пальцах.

Она выгибается мне навстречу, когда я отодвигаю трусики в сторону, практически сдирая промокшую ткань с ее пухлых губ, чтобы позволить моим пальцам прощупать ее щелочку. Дрожь пробегает по мне — она такая влажная, с нее капает, и все из-за моих прикосновений. Я владею ее телом.

В этом есть что-то опасное. Незаконное. Такое же незаконное, как желание, которое мучило меня все эти годы. Опасность делает все еще горячее.

Более интенсивнее.

Нравится интенсивность реакции Скарлет, когда я прикасаюсь к ее обнаженной коже. Ее гладкие, чувствительные складочки. Как бы я хотел войти в нее пальцами, погрузить их поглубже и трахать, пока вечеринка продолжается.

Сознательным усилием я отбрасываю эту идею подальше, пока она не пустила корни и не повела нас по дороге, по которой она еще не ходила. Она все еще девственница; она должна быть такой. В ее жизни не было ни одного мужчины, кроме меня.

Тем не менее, игры с ее клитором недостаточно. Я должен дать ей то, чего она еще никогда не испытывала. Когда у меня снова будет такой шанс?

Ее сдавленный вздох — почти визг — когда я обхожу ее тугой вход, наполняет мои уши и заставляет меня сдерживать стон. Мой член разорвется надвое, если это будет продолжаться еще долго. Если я смогу заставить ее снова кончить для меня после стольких ночей, проведенных в дрочке при воспоминании о том, как я ел эту сочную киску, это того стоит.

Мне в любом случае все равно.

Для нее в мире нет ничего, кроме меня. Темный, молчаливый незнакомец, которого она когда-то боялась, теперь дразнит ее девственную дырочку, касаясь самого края, а затем едва проникает внутрь, чтобы не причинить ей боль неистовыми толчками, которых требует инстинкт. Все мысли, зрение, обоняние, слух, все остальное в ее сознании свелось к кончику моего указательного пальца и тому, как он заставляет реагировать ее тело.

Вскоре уже весь мой палец медленно проникает в ее б4езумно тугой канал, а она задыхается в такт каждому уверенному толчку.

При одной мысли о том, как она будет ощущаться вокруг члена, с моего кончика капает преякулят, и мне приходится зарычать, как волку, которым я предположительно являюсь.

Это слишком. Я не знаю, смогу ли пройти через это без…

— Рен, да, пожалуйста!

Она произнесла мое имя. На полсекунды я ошеломлен.

Черт возьми, да, ей нужно, чтобы я был добр к ней, защищал ее. Быть сильным, каким я был все это время, держаться от нее как можно дальше, даже когда уверен, что это убьет меня. Я бы умер за нее. Меньшее, что я могу сделать, это позволить ей кончить, не поддаваясь своим основным инстинктам. Я нехороший человек. Я это знаю. Она это знает. Все это знают, но я бы сделал все, чтобы ей было хорошо.

Она потерялась в своем удовольствии, извиваясь в тесном пространстве между стеной и моей грудью. Да, ангел. Давай. Кончи для меня. Ее соски становятся твердыми пиками, и я чувствую их сквозь тонкий материал ее костюма. "Завелась" — это мягко сказано. Я бы сказал, что она в огне.

Мои пальцы скользкие, и мне хочется, чтобы музыка затихла, чтобы все вокруг замерло, дабы я мог насладиться влажными, неряшливыми звуками, которые, как я знаю, услышу вместе с ее вздохами. Стонами. Беззвучными для всех, кроме меня — как и должно быть. Они принадлежат мне, каждая ее частичка.

Закрывая глаза, я вдыхаю так глубоко, как только могу, держа ее в своих объятиях, пока ее ногти скользят по моей спине от плеча к плечу. Она так же безумна, как и я, темнота в