Фиона Нилл - Тайная жизнь непутевой мамочки Страница 23

Я знаю, что сортировать белье она сейчас не будет. И не потому, что ей лень или ее предложение было неискренним, а потому, что она приходит к выводу: следует уделить больше сил и времени эссе, ибо оно обеспечит ей достаточно высокие баллы, а в конечном счете — будущее, совсем не похожее на мое.

Пока мы загружаем посудомоечную машину, я спрашиваю ее о дальнейших планах.

— Я хочу получить степень по истории, — говорит она.

— О, это как раз то, чем я занималась в Манчестере! — откликаюсь я с энтузиазмом.

Она выглядит немного обескураженной и мило краснеет.

— Значит, вы там работали до рождения детей? — нерешительно спрашивает она, не желая, впрочем, знать ответ. Какая-то часть моего «я» готова солгать ей, сказав, что в ее жизни все будет по-другому, иные возможности или что все будет проще.

— Да, — отвечаю я. — А потом я работала неполный рабочий день, после того как родился Сэм, но поскольку Том был с утра до ночи занят, то мне пришлось нанимать няню, которая могла бы оставаться до полуночи. А потом я забеременела Джо.

— У вас была сменная работа? — спрашивает она.

— Что-то вроде этого, — отвечаю я, извлекая остатки макарон из машинного слива.

— И чем вы занимались? — продолжает расспросы Полли.

— Я была режиссером в «Вечерних новостях».

— Но это ужасно! То есть… что вы все это бросили, — уточняет она.

— Если у тебя появились дети, ты никогда снова не будешь абсолютно свободной, — говорю я, — и это одновременно и ужасно, и замечательно. Сначала было такое чувство, как будто у меня забрали роль, которую я готовила всю жизнь, но как только занавес поднялся, обнаружилось, что до главной роли мне еще далеко, а играть я буду четвертого оруженосца. Но самое ужасное было — это никогда по-настоящему не видеть Сэма. Забавно, но если мысль о том, что вечером снова придется сидеть с детьми, наполняет тебя тоской, возможно, это, признак того, что ты проводишь с ними слишком много времени. Если же ты вскакиваешь в субботу утром ни свет ни заря и начинаешь собирать вещи для поездки в зоопарк, музей или готовить на завтрак оладьи, тогда ты, без сомнения, проводишь с ними недостаточно времени.

— Но должна же быть золотая середина!

— Да. Если у тебя по-настоящему богатый муж. Это помогает! Ибо тогда ты можешь купить себе решение целой кучи нудных проблем, — шучу я. — А еще есть некоторые работы, вполне совместимые с материнством. Или ты можешь попытаться найти себе мужа-домохозяйку.

— Думаю, я постараюсь завести детей, пока молода. А строить карьеру буду после, — говорит она задумчиво.

— Замечательная идея! — лгу я. Нет никакого смысла пытаться объяснить ей, что материнство не совместимо ни с чем, что ему предшествует. — В любом случае тебе не нужно заморачиваться по этому поводу сейчас, просто живи и радуйся. Чем занимается твоя мать?

— Она юрист в компании, — говорит Полли. — Только мы шутим, что она — крот! Мы никогда не видим ее при свете дня. Вот такого я точно никогда не захочу.

Сверху раздаются крики. Я бегу вверх по лестнице, чтобы узнать, в чем дело. Фред снова встал с постели, а двое его братьев упоенно заняты любимой игрой, почерпнутой из телесериала «Скорая помощь»: несколько месяцев назад Сэм смотрел вместе с нами одну из серий. Сюжет там заключался в проведении операций друг на друге, то есть было много кошмаров и много крови. Я как раз застала момент, когда Фред лежал на полу связанным. Они притащили из кухни томатный кетчуп, чтобы изобразить кровь, и теперь вся пуховая перина в «кровавых» разводах. Скандал гарантирован, однако его перспектива столь тягостна, что я лишь молча собираю остатки кетчупа и посылаю Сэму — он как самый старший должен проявлять больше ответственности — такой взгляд, в который, я надеюсь, мне удалось вложить всю гамму своих эмоций.

— Мы делаем трансплантацию мозга, мама, — говорит Сэм.

— Это для того чтобы он запомнил, как считать до двадцати, — говорит Джо.

— Хочешь, мы и тебе сделаем, мама? — спрашивает Сэм.

Я иду в нашу спальню в поисках Тома, по дороге замечая криво висящую штору; ее Фред наполовину оторвал, играя в прятки, и теперь в том месте, где в прошлом году протек водосточный желоб, на стене красуется пятно, открытое для всеобщего обозрения.

Весь дом требует покраски, подумала я про себя. Однако так же, как и мечта о шкафе для игрушек с одинаковыми пластиковыми ящичками с наклейками, указывающими, куда кому складывать вещи, окраска дома не является первостепенной для исполнения. Но что же надо сделать в первую очередь, задала я себе вопрос. Найти новую уборщицу? Возможно. Утрясти проблемы с празднованием дня рождения Сэма? Наверное. Заняться сексом с Томом? Несомненно! Способствовать разрешению собственного продолжающегося кризиса? Безусловно.

Только одно мне совершенно ясно: неуверенность является источником еще большей неуверенности. Я делаю попытку проследить путь, приведший меня к потере веры. Том прав. Семена, вероятно, были посеяны еще год назад, когда сразу после полуночи прозвучал телефонный звонок от Кэти. Каким-то глухим голосом, который бывает после нескольких часов рыданий, она спросила, нельзя ли ей прийти к нам и остаться на ночь. Она сказала, что все расскажет, когда приедет с Беном; сыну ее было тогда три годика, но мы и так поняли, что случилось. Трещины были заметны уже в течение некоторого времени. Были посещения консультанта по семейным отношениям, когда горечь была уже настолько глубока, что даже воздух вокруг них казался кислым, и произошел громкий скандал на праздновании сорокового дня рождения моего брата, когда Кэти забыла предупредить своего теперь бывшего мужа о том, что ей необходимо поработать в выходные, а это означало, что ему придется присматривать за Беном и отменить сеанс массажа спины.

— Послушай, если я не буду работать, у нас не будет хватать денег! — кричала она.

— Мой психотерапевт говорит, что я должен иметь достаточно времени и пространства, чтобы думать и найти свое внутреннее «я», открыть в себе детское начало! — вопил он в ответ.

— Думаю, тебе нужно сначала отыскать свое внешнее взрослое проявление, — огрызалась она.

— Это невероятно… — бурчал он.

— Самое ужасное то, — сказала Кэти (мы уже уложили Бена и выпили по нескольку бокалов вина), — что он опережает меня в процессе принятия решения, так что нет никакой возможности примирения. Тебе кажется, что ты знаешь, о чем думает твой партнер, а потом он говорит тебе, что не уверен даже в том, любит ли тебя, и ты начинаешь задумываться об истинности собственных чувств и перестаешь в них верить.