Котенок Шмыг, авария и полный мандарин! - Яна Лари Страница 23

— К тому, что корпоратив удался. Герой ушёл «в туман», — отвечают мне со знанием дела.

Ну в принципе… ладно.

В целом приемлемо. Дым клубится, укутывая сцену, как сахарная вата, пока Антон под звуки фортепиано вовсе исчезает.

Правда, звукарь поставил версию Pink Floyd: Shine On You Crazy Diamond. Но так даже эпичней.

И тут из густой туманной пелены доносится уханье совы. Наступает тишина — такая, что слышно, как кто-то в зале роняет бокал.

— Лоша-а-адка? — тонко и жалобно дрожит со сцены.

Зал падает.

Я и сама не замечаю, как захожусь в беззвучном нервном хохоте. Фокус размыт от выступивших слёз, но... Боже, мне не кажется?

Ох ты ж...

В зал прямиком из белого безвременья летят трусы.

Это самое абсурдное, что я видела за всю жизнь, но толпу взрывает.

Ажиотаж возвращается с удвоенной силой. Народ скандирует:

— Снимай маску! Снимай маску!

Софиты освещают сцену ярче, делая дым совершенно непроницаемым, а затем звучит голос Антона:

— В каждом из нас должна оставаться загадка. Даже в моменты, когда кажется, что мы открылись полностью. Друзья мои, берегите зону комфорта. С наступающим!

Гремят аплодисменты, и Антон, прикрываясь лишь снятой маской, наконец выходит к нам.

— Ты меня спас, — с гордостью произносит Марат, отдавая голозадому танцору мой палантин.

— Я тебя уделал, — самодовольно поправляет его брат. — Лучше думай, что скажем нашему коматознику, когда он очухается?

— В ресторане съёмка запрещена. Думаю, Шторм не захочет спорить, что просто был в ударе. Кстати, у нас осталось пять минут, чтобы успеть открыть в моём кабинете шампанское.

— Бутылки будет мало, — хмыкает Антон. — Имею все основания надраться до беспамятства.

— Я тоже, — хватаюсь за эту возможность не оставаться наедине с Маратом. Теперь, когда адреналин немного схлынул, на первый план выходит личная обида.

Он сделал мне предложение назло своей бывшей! И самое паршивое — я не имею оснований дать ему пощёчину. Всё в рамках уговора, практически.

А треснуть жуть как хочется. Только это глупо. Он разве дал мне право ревновать?

— Я «за», — с ухмылкой кивает виновник моих сердечных мук. — Нам сегодня есть что отметить. Идём! Втроём в тумане будет не так страшно.

Ой ли?

Но это мне приходит в голову уже потом.

Глава 22

Марат

Я просыпаюсь от жуткого, раскалывающего череп дребезжания.

Не открывая глаз, шарю рукой по воздуху, пытаясь заткнуть источник адского шума. Безрезультатно! Приходится, морщась и сжимая виски, подниматься.

Взгляд цепляет выцветшие васильки на пододеяльнике. Постельное бельё мне не знакомо, но по всем косвенным признакам я ночевал у женщины.

У женщины, которая хранит в квартире алюминиевое ведро.

Источник звона в моей голове нахожу там же — механический будильник с двумя большими колокольчиками. Я такие только в древних фильмах видел!

Как вырубается эта диковина, без инструкции не разобрать. Сонные ещё мозги не соображают. После нескольких минут вялой борьбы выскакиваю на балкон, запускаю орудие пыток в последний полёт и выглядываю убедиться, что гадость вонзилась в сугроб.

Но в здешних местах концентрация сугробов какая-то неравномерная. Между грудами снега сиротливо торчат скамейки. На одной из таких отдыхает дама предпенсионного возраста. И сердито так блестит очками в мою сторону.

Я тоже с осуждением смотрю вверх, мол, как вам не стыдно! После чего, порядком протрезвев от холода, спешу в тепло.

Вопросов меньше не становится.

Например, откуда у ёлки зубы? Да, зубы. А если быть точным, вставная челюсть, что ясности, впрочем, не прибавляет.

И, главный вопрос.

Почему на мне сорочка в кокетливый цветочек?!

На разложенном диване кто-то ворочается. Под одеялом с облегчением обнаруживаю знакомые веснушки.

— Ты что-нибудь помнишь? — голос Лады непривычно тихий, почти неслышный. В глазах застыла та же растерянность, что мучит меня.

Я скребу затылок, пытаясь прочитать по её заспанному лицу, как вчерашняя бутылка шампанского вдруг превратилась в утро с амнезией. Картинка не складывается.

— Не-а, ни черта не помню, — отвечаю честно.

Она тяжело вздыхает, садится и откидывает волосы с лица. Даже с похмелья красивая до мурашек!

А я, как назло, в убойном наряде.

— Где моя одежда?

— Сейчас поищу, где-то должна быть. Вряд ли ты сюда запёрся в чём мать родила.

— Хорошо бы.

Она качает головой и отправляется бродить куда-то вглубь квартиры.

Пока Лада занята поисками, отправляюсь в ванную. В корзине для белья пусто, в стиралке тоже. Почесав ещё раз гудящую репу, решаю умыться.

Только склоняюсь над раковиной, случается страшное: за шторкой вижу чью-то синеватую ступню.

Сердце ухает в пятки.

Кажись, нашлась бабка...

— Я что... замочил Гюнтера?! — Шарахаюсь от ванны в ужасе.

На грохот сразу же заглядывает Лада.

— У тебя всё в порядке?

— Ага. Увидел себя в зеркале, — выпаливаю хрипло, заслоняя шторку своим телом.

Как только она уходит, отдёргиваю ткань. Жертва криминальных обстоятельств лежит на спине, раскинув руки и обильно выделяя метан.

Меньше всего я ожидаю обнаружить в ванне брата. В мятом костюме и почему-то без одного носка. Хотя будь это Гюнтер, из ванной по всем признакам торчало бы копыто.

— Эй, ты меня слышишь? — Трясу его за плечо.

Антон бормочет что-то невнятное и шлёпает по воздуху, будто от мух отмахивается.

— Тоха, хорош дрыхнуть. Вставай!

Не реагирует.

Понятно. Включаю холодный душ.

— Где зонт? — ворчит он, даже не открывая глаз.

— Рота, подъём! — кричу ему в ухо. Уж этот-то рефлекс со времён армии остаться должен.

Антон моментально вскакивает, но узрев меня в сорочке, падает обратно и начинает истерично ржать.

— На себя посмотри, — бросаю оскорблённо, поправляя бантик на груди.

— Нашла! На батарее сохла. — Возвращается Лада со стопкой одежды. — Ой, а ты здесь не один?

— Мы втроём приехали, — поясняет Антон, держась за голову.

— А почему я нарядный?

— Так вы же спорить начали, пока ждали машину. Никак не могли решить, кто к кому не поедет. В качестве аргумента Лада вылила тебе на голову шампанское. И маршрут как-то сам собой определился. Кстати, бабушка Лады — добрейшей души человек. Просто душка! — показывает Антон большой палец. — Прикинь, впустила на рассвете и даже не обматерила!

Потирая лицо, пытаюсь вспомнить обрывки вчерашнего. На ум приходит только одно:

— У тебя что две бабушки? — обращаюсь к Ладе, злобно стаскивая с себя позорную тряпку.

Она молча впечатывает мне в грудь стопку одежды, после чего заглядывает в ванну к Антону:

— А ты не знаешь, где она сейчас?

Брат, задумавшись, качает головой.

— Помню, я помог переодеть Марата, а потом она угостила меня какой-то настойкой, мы потрепались за жизнь. Слово за