Паутина - Весела Костадинова Страница 23

Но его голос…

Он другой. Он выделяется. Он звучит отчётливо, уверенно, не теряется в общем шуме.

Сильный. Пугающий, но при этом странно успокаивающий.

Будто бы он здесь главный.

Он говорит откуда-то издалека, но в каждом слове слышится контроль. Он отдаёт распоряжения — чётко, без сомнений.

Напряглась, пробуя пошевелиться, но тело было ватным, тяжелым, не слушалось. Казалось, будто я погружена в густую, непроглядную воду, через которую не пробиться. Сосредоточилась на голосах, на обрывках слов, пытаясь собрать их воедино. Женщина что-то тихо говорила, но слишком сбивчиво, почти шёпотом. Мужской голос отвечал коротко, сдержанно, но в нём звучало раздражение, как будто он контролировал не только ситуацию, но и самого себя.

— Когда она окончательно очнётся?

Они говорят обо мне.

— Скоро, — терпеливо ответил он, пальцы снова коснулись горящего лба, но прикосновение было скорее деловым, чем личным. — Ещё немного… я дал ей успокоительного, скоро действие закончится.

Препарат?

Всё внутри напряглось, но тело по-прежнему отказывалось повиноваться.

Жар сменился холодом, меня накрыла новая волна дрожи. Всё ощущалось странно — пальцы, ноги, голова, всё было не моим, будто бы принадлежало кому-то другому.

Я попыталась дышать глубже, ровнее, не подавать виду, что слышу их, но каждое движение давалось с трудом.

Снова ощутила его руку — тёплую, сильную. Он убрал её с моего лба, но теперь легко коснулся запястья, проверяя пульс. Дыхание мужчины стало ближе, я почувствовала тепло его тела рядом.

— Ты можешь открыть глаза, — сказал он.

Это не был вопрос. Это было указание, и обращался он ко мне.

Тишина повисла в воздухе, тяжёлая, насыщенная ожиданием. Я чувствовала его рядом — слишком близко. Тепло его тела пробивалось сквозь холод, который всё ещё сковывал меня изнутри.

— Я сказал, открывай глаза. — Голос тот же: ровный, уверенный, но теперь в нём прозвучала едва уловимая нота нетерпения.

Я не двигалась.

Не подавала ни единого признака, что услышала его.

Сердце гулко стучало в груди, но я заставила себя дышать ровно, медленно, глубже, чем раньше — будто бы я всё ещё была под действием препарата, всё ещё находилась в забытьи.

Он вздохнул, будто ему наскучила эта игра.

— Давай, Лиана. Давай.

Голова резко дёрнулась в сторону — он легко, почти небрежно взял меня за подбородок и повернул лицо к себе. Пальцы были тёплыми, но хватка твёрдой.

Я медленно открыла глаза, уставившись в белый потолок собственной спальни. В первые мгновения все плыло в глазах, двоилось, казалось размытым и нечетким.

Натяжной потолок, чуть повернула голову — шкафы из светлого дерева, все такое знакомое, все такое родное. Глазам было больно от яркого света, проникающего в комнату сквозь окно.

Я попробовала пошевелиться, но тело откликнулось тупой болью в суставах, слабостью в мышцах. Казалось, что я спала слишком долго, слишком глубоко, а теперь организм отказывался признавать, что пора проснуться.

Напряглась, стараясь уловить звуки за пределами комнаты, но слышала только собственное дыхание и приглушённый шум с улицы — далёкие машины, шелест листвы, едва уловимый гул города.

Меня что-то беспокоило, но не могла понять, что именно.

Я перевела взгляд на руки. Запястья саднило, кожа была красной, раздраженной, будто её недавно сдавливали. Машинально провела пальцами по запястью, пытаясь вспомнить… но память была, как затянутая густым туманом.

Что произошло?

Как я оказалась здесь?

Последнее, что я помнила…

Я резко зажмурилась, и воспоминания хлынули потоком.

Тьма.

Холод.

Жёсткая поверхность под животом. Горячая ладонь на спине.

Дождь, капли которого впивались в кожу.

Паника, отчаяние, полное бессилие.

Застонала от ужаса и паники.

— Тихо, милая, тихо, — раздался тихий спокойный женский голос откуда-то сбоку. Я несколько раз моргнула, пытаясь сфокусироваться.

Женщина сидела рядом, сложив руки на коленях, глядя на меня внимательно, с легкой тревогой, но без раздражения.

Она была красива, хоть уже и не молода — наверное, ровесница отца, может, чуть старше. Светло-седые волосы аккуратно подстрижены, подчёркивая утончённые черты лица. Аристократически тонкие скулы, прямой нос, большие темно-синие глаза, которые казались слишком ясными, слишком проницательными.

— Кто вы? — голос больше был похож на хрип, горло саднило, словно я часами пыталась кричать, но не могла.

Женщина тут же подала мне чашку с горячим чаем. От него шёл лёгкий пар, насыщенный ароматами трав — бергамот, мята и что-то ещё, мягкое, терпкое, но неуловимое. Тепло чашки приятно согрело мои пальцы, не обжигая, но и не позволяя замёрзнуть окончательно.

— Ты меня знаешь, дорогая, — женщина осторожно коснулась моей головы, придерживая, когда новая вспышка боли прошила череп, отзываясь в висках тупой пульсацией. — Я Наталья Владимирова. Мы не были знакомы лично…

Да, её голос я узнала сразу. Глубокий, немного низкий, с особой интонацией, которая звучала так, будто могла убаюкать кого угодно. Закрыв глаза, я позволила телу расслабиться, хотя бы на секунду, давая головокружению немного утихнуть. Вопросов было много, но задавать их не хотелось. Ничего вообще не хотелось.

— Ты не отвечала на звонки, — продолжала Наталья тем же мягким, воркующим голосом, её тон был почти материнским, успокаивающим, как приглушённый шум дождя за окном. — Я испугалась и… нарушила все правила приличия. Приехала к тебе… Вовремя.

Она замолчала, будто что-то сдерживая, будто хотела сказать больше, но понимала, что не стоит.

— Лиана… — её голос вдруг дрогнул, и я почувствовала, что она смотрит на меня с беспокойством.

— Довольно, — перебил её мужской голос.

Резкий, чёткий, не терпящий возражений.

Я дёрнулась, рефлекторно сжав пальцы на чашке, и, несмотря на боль, резко открыла глаза, чтобы увидеть, кто находится рядом с Натальей.

Внутри всё похолодело.

На мгновение мне показалось, что в этом голосе есть что-то знакомое, что я уже слышала его раньше. Передо мной стоял мужчина лет тридцати пяти — сорока. Высокий, широкоплечий, с настороженным, внимательным взглядом. Короткие каштановые волосы чуть вились, несмотря на стрижку. Простые джинсы, футболка — ничего примечательного. Но вот его глаза — тёмно-синие глаза, насыщенные, глубокие, будто ночь без луны, пристально изучали меня, проникая в самую суть. Не отводя взгляда, он стоял в дальнем конце комнаты, навалившись на мой рабочий стол, скрестив руки на груди. Далеко. Достаточно, чтобы дать понять — опасности нет. Или, по крайней мере, пока нет.

— Не волнуйся, — тут же отозвалась Наталья. В её голосе прозвучала попытка успокоить, сгладить напряжение. — Это Макс… Максимилиан. Мой сын. Я говорила тебе про него, помнишь?

Помню.

Мужчина, переживший смерть дочери. Врач. Психолог. Человек, привыкший разбирать чужие