Убит тобой (СИ) - Семакова Татьяна Страница 20

Я резко сажусь и заворачиваюсь в одеяло с головой, оставляя небольшой зазор для лица. Дотошно проверяю, нет ли лазейки между моим одеянием и кроватью, сквозь которую сможет пробраться хитрый грызун. Шарю взглядом по полу и жалею, что Тихон закрыл жалюзи: свет с улицы еле просачивается.

Спустя несколько минут без движения, снова слышится шорох. Моя бурная фантазия сводит меня с ума, подкидывая вариант один другого страшнее. В какой-то момент начинает казаться, что они повсюду. Под кроватью, прогрызают себе путь через матрас, на полу, стерегут выход, даже на узком подоконнике, готовясь спрыгнуть прямо на меня.

Внутреннее напряжение достигает пика. Клянусь, я вот-вот расплачусь. Все тело зудит, мне чудится, что по мне кто-то бегает. Не выдержав, зову плаксивым шепотом:

– Вася-я-я… Вася-я-я… кс-кс-кссс.

– Василий сиганул в форточку и свалил искать себе деревенскую киску, – со смешком отвечает мне Тихон с дивана.

– Ясно, – отвечаю я обреченным голосом.

– Не спится?

– Все в порядке, – сама пищу как мышь. Сижу еще с минуту и признаюсь: – Мне страшно.

Тихон появляется на пороге через несколько секунд, держа в руках подушку. Прыскает, увидев меня в комке одеяла, бросает подушку на кровать и раздевается до трусов.

– Разматывайся, куколка, – говорит он с полуулыбкой.

Я еще раз опасливо озираюсь, разворачиваюсь и накрываюсь как взрослый адекватный человек. Тихон ложится рядом, в паре десятков сантиметров от меня. И, вообще-то, не помогает. Я чувствую вокруг себя слишком много свободного пространства. И когда вновь раздается шорох, подтягиваю колени к груди и забираюсь под одеяло с головой.

– Ты чего, Анфис? – удивленно спрашивает Тихон, нырнув в мое укрытие.

– Тут мыши, – отвечаю я шепотом. Вспоминаю о макаронах в холодильнике и морщусь: могла бы и догадаться.

– И что? Они маленькие и сами тебя боятся.

– А дедушка говорил, что они соседку объели.

– Спящую?

– Нет, она умерла, но все равно! – возмущенно округляю я глаза, а Тихон героически давит смешок.

– Что еще дедушка говорил? – спрашивает он без намека на иронию.

– Что… – бурчу я, прикидывая, издевается ли он. Ответа не нахожу и просто жалуюсь: – Что нельзя ночью вставать с кровати, потому что они могут напасть. Стаей.

– Ясно… И сколько тебе было?

– Лет пять наверное…

– Ты же понимаешь, что дедушка тебя просто пугал, чтобы ты не носилась и не будила его? А после смерти тебя скорее сожрет твой Васька.

– Ты чего притащился? – шикаю я на него. – Пугать меня еще сильнее?

Тихон выныривает из-под одеяла, а я вцепляюсь в его руку, решив, что он хочет уйти.

– Да тут я, – вздыхает он и стаскивает одеяло и с моей головы. – Там дышать нечем.

Он двигается ближе, а я быстро разворачиваюсь к нему спиной, чтобы не оказаться лицом к лицу. Тихон ложится вплотную, закидывает на меня одну руку, целует в макушку.

– Спи, – говорит он в приказном тоне и практически мгновенно вырубается.

Я лежу еще какое-то время, прислушиваюсь. Но прогретый днем дом давно остыл, а рядом с горячим мужчиной нереально уютно. Мои веки наливаются свинцом, постепенно опускаясь. И уже сквозь завесу сна я слышу смешок:

– Мышка.

Проснувшись, Тихона рядом не нахожу. Ярко светит солнце, лучи пробиваются сквозь жалюзи, давая достаточно света, чтобы увидеть вернувшегося из самоволки Василия.

– Предатель, – ворчу я, увидев в дверном проеме рыжий хвост.

Сладенько потягиваюсь, зажмурившись. Чувствую, как кот беспардонно запрыгивает на кровать, его лапки на своей груди. С улыбкой открываю глаза и начинаю верещать, увидев в зубах Васьки мышь.

Тихон прибегает на крик с улицы. Влетает в спальню и начинает ржать.

– Убери его! – хнычу я, вцепившись в край одеяла. – Убери, пожалуйста!

– Мужик! – хвалит кота Тихон, забирая его с кровати. – Принес хозяйке труп поверженного врага. Что-то мне это напоминает… – последнее бормочет, задумчиво подняв взгляд к потолку. – Неважно. Так, друг, двигай-ка со своей добычей на улицу. Анфис, вставай аккуратнее.

– Что? Почему? – напрягаюсь я и свешиваюсь с кровати. – Фу, – брезгливо морщусь, увидев на полу еще трех дохлых мышек с мокрой от Васькиных слюней шерстью.

Я быстро одеваюсь и практически выбегаю из дома. Умываюсь и чищу зубы у колонки, под смешливым взглядом Тихона, сидящего на ступеньках с котом на коленях. Вытираю лицо и плюхаюсь рядом.

– Ты завтракал?

– Нет еще. Не хотел греметь. – Тихон поворачивает голову и хитро улыбается. – Трусиха. – Я стыдливо прикрываю глаза ладошкой, а Тихон посмеивается: – Зато, я спал не на диване. И настроен охранять твой тыл и следующей ночью.

– Еще немного, и я решу, что ты нарочно прикормил грызунов, – отмечаю я не без кокетства и тут же встаю, смутившись после секундной храбрости.

– Как знать, – в тон мне отвечает Тихон, а я быстро захожу в дом.

Ставлю на плиту чайник, улыбаюсь, как полоумная и беспрерывно шарю взглядом по полу. Когда чайник закипает, завариваю чай на двоих. Достаю из холодильника продукты и делаю бутерброды, забравшись на стул с ногами.

Тихон вскоре устраивается напротив, Васька трется о его ноги, выпрашивая колбасу, а я задумчиво жую, уставившись в одну точку.

– Ты сказал, повторный, – цепляюсь я за мысль.

– Что? – уточняет Тихон.

– Тест на отцовство. Почему политик делает повторный? В первый не поверил, что ли? И откуда ты вообще это знаешь? Обо всем. Ты с ней все-таки говорил, да?

– Нет, Анфис, – отвечает Тихон недовольно, проглотив кусок бутерброда комком. Выбранная мной тема для разговора, очевидно, портит ему и настроение, и аппетит. Тихон откладывает бутерброд, но поясняет: – Спустя года полтора после развода у нее закончились деньги. Она притащилась, попыталась шантажировать. Угрожала, что подойдет к Полине на улице, представится и скажет, что папа не разрешает им общаться.

– Это омерзительно, – говорю я с неприкрытым отвращением. Опускаю уголки губ и ставлю брови домиком. – Мне жаль, правда. Ну, что она такая…

– Мне тоже. Когда женился, ни за что бы не подумал, что когда-либо окажусь в подобной ситуации, – рассказывает Тихон, не глядя на меня. Но я понимаю, что он согласился на этот разговор, только чтобы объяснить мне свою жизненную позицию. Поговорить о «Вегасе», не говоря о нем. – Потом беременность, психозы, тяжелые роды, отказ кормить грудью. Я бегаю ночи напролет с бутылочками и подгузниками, жена орет, чтобы я заткнул ребенка. Полгода работы с психологом, две няни, вроде более-менее наладилось. Дочкой она не занимается, даже на руки не берет, на капризы скрипит зубами и закрывается в другой комнате. Я наивно жду чуда. Не может же так быть, да? – Он переводит на меня взгляд. – Неправильно это.

– Неправильно, – отвечаю я с состраданием.

Тихон снова отводит взгляд и какое-то время сидит молча.

– И вот Полине полтора, – вновь начинает говорить Тихон, с трудом разжав зубы. – Ее мать сажает ее в кресло для кормления, пристегивает и уезжает на маникюр, не дождавшись няни. Как потом выяснилось, подобное уже случалось.

– Почему няня молчала? – непонимающе хмурюсь я.

– Боялась лишиться работы, – пожимает Тихон плечами. – Ее слово против слова Кристины. Но в тот день няня попала с мужем в не серьезную аварию. Задержалась на два часа. И, ко всему прочему, забыла ключи от квартиры. До Кристины, разумеется, не дозвонилась. Я приехал через десять минут, Полька уже охрипла кричать от страха. Это стало последней каплей.

– Я бы убила ее, – говорю я с дрожью, чувствуя, как к горлу подкатывает слепая ярость.

– Пришлось сдержаться, – морщится Тихон. – Слишком очевидно, и Мирон бы не отмазал. Так что я подал на развод, собрал показания свидетелей и лишил ее родительских прав. Кристина сначала валялась в ногах и обещала исправиться, убеждала, что любит дочь. А когда поняла, что ничего этим не добьется, заявила, что пойдет в суд и будет бороться за совместную опеку. А я уже все. Я уже на пределе. Просто не вывожу. Хочу наладить свой быт, войти в колею и пожить без нервотрепки хоть сколько-нибудь.