Безумное влечение - Кайли Кент Страница 2

И она расцвела. Теперь я в этом уверен, потому что она смотрит на меня в ответ, сжимая мою руку. Я подношу ее к губам, целуя внутреннюю сторону запястья. Я ненадолго подумываю о том, чтобы отвести ее в спальню и погрузиться в нее. Проблема в том, что стены в этом самолете тонкие, как бумага, а ее крики принадлежат только мне. Я не хочу делиться ими ни с кем другим.

Самолет дергается, и моя рука ложится ей на колени, чтобы не дать ей упасть вперед. Черт.

— Я люблю тебя. Я не хотела влюбляться в тебя, но так получилось. Я безумно люблю тебя, Доминик Маккинли, и это чувство мне неподвластно. А теперь мы умрем. Но это не страшно, потому что я умру, зная, каково это – быть любимой. По-настоящему любимой. И это чувство подарил мне ты. — Затем она поворачивается и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Умоляюще. — Мы приземлились?



Я резко просыпаюсь. Всегда один и тот же гребаный сон. Один и тот же вопрос. Мы приземлились?

Нет, Пчелка, мы, блять, не приземлились. Мы разбились и сгорели, как я всегда и предполагал.

Я провожу рукой по лицу, прежде чем взъерошить волосы. Затем встаю на ноги и пару раз прохаживаюсь туда-сюда по маленькой комнате, пытаясь размять уставшие и ноющие мышцы. Несмотря на то, что у меня болит все тело, никакая физическая боль не сможет унять агонию, которую я испытываю в своем чертовом сердце. Сердце, о существовании которого я даже не подозревал.

Жизнь была проще без чувств. Без чувства вины. Без горя от потери единственного человека, без которого я не могу жить. Если бы я мог поменяться с ней местами, я бы это сделал. В одно мгновение.

Не могу сказать, что мне никогда не приходила в голову мысль присоединиться к ней. Затем, закрыв глаза, я вижу ее улыбку, и появляется слабый проблеск надежды. Момент, когда я позволяю себе мечтать о том, что однажды, возможно, мне удастся вернуть ее. Что каким-то чудом я проснусь и пойму, что все это было просто гребаным кошмаром.

Я перевожу взгляд на часы на стене. Сейчас чуть больше двух часов ночи. Звуки пищащих аппаратов и запах больничного антисептика отходят на второй план, когда я поворачиваюсь, смотрю на кровать и вижу, что на меня смотрят пронзительные голубые глаза. Те самые, которые, как мне казалось, я больше никогда не увижу. Вот только... они не те.

Они пустые.

— Люси? — Спрашиваю я, думая, что она все еще может быть не в себе. Ведь она пролежала в коме две недели.

Чувствует ли она себя потерянной?

— Чт... — Она пытается ответить, но не может вымолвить и слова.

— Черт, не говори. Давай я позову доктора. — Я нервно нажимаю на кнопку на стене, боясь прикоснуться к ней.

Она выглядит напуганной. Смущенной. Ошеломленной. Я должен взять ее за руку, но я слишком труслив. Я боюсь, что как только прикоснусь к ней, она исчезнет. И все это перестанет быть настоящим.

Вбегает целая команда врачей и медсестер, толпясь вокруг ее больничной койки. Я неподвижно стою в углу, боясь пошевелиться.

— Вы всех нас здорово напугали, мисс Кристиансон, — говорит доктор.

— Я... Что случилось? — Голос Люси тихий, а ее глаза перебегают с одного человека на другого.

— Ты попала в аварию, детка. Ты не помнишь? — Спрашивает ее мама.

Люси качает головой, и я испытываю облегчение от того, что она не помнит аварию. Потому что это, блять, не дает мне покоя ни днем, ни ночью.

— Я скоро вернусь, чтобы проверить вас, — говорит доктор и выходит из палаты, ободряюще кивнув в нашу сторону. Теперь здесь только родители Люси, ее брат, Шардонне... и я.

Я все еще стою в стороне. И не знаю, что делать. Я отказывался отходить от нее с тех пор, как мне наложили гипс на руку. Каждый день Акс приносил мне одежду. Две недели я сидел в этой больничной палате и ждал, когда она очнется. И теперь, когда она наконец очнулась, я не имею ни малейшего представления о том, что делать.

Взгляд Люси осматривает каждого члена ее семьи, а затем останавливается на мне. Ее брови в замешательстве хмурятся, когда она прищуривает взгляд.

— Вы... вы доктор? — Спрашивает она меня.

Я моргаю раз, два, прежде чем до меня доходят ее слова.

— О, дорогая, нет. Ты знаешь...

— Нет, не доктор. Я, должно быть, ошибся палатой. Извините. Я оставлю вас всех наедине, — говорю я, прерывая ее маму на полуслове.

— О, хорошо, — говорит Люси, после чего я разворачиваюсь на пятках и ухожу.

Какого черта? Она не помнит. Она не помнит... меня.

— Доминик, подожди, — окликает меня Ксавьер.

Я оборачиваюсь, сжимая руки в кулаки, которые прячу в карманах джинсов.

— Куда ты идешь? — Спрашивает он.

— Домой, — говорю я ему.

— Ты просто собираешься уйти? Сейчас? Она очнулась...

— Она не знает, кто я. Лучше, если она и не вспомнит.

— Мы можем рассказать ей. Шардонне расскажет ей, — настаивает он.

— Нет, не надо. Как я уже сказал, ей лучше держаться от меня как можно дальше.

— Знаешь, я тоже когда-то так думал, — вздыхает он. — Но за последние несколько недель я увидел, как сильно ты любишь мою сестру. Сам был тому свидетелем.

— Она заслуживает лучшего. — Я ухожу, пока не передумал и не побежал со всех ног обратно в ту комнату.

Глава 2



— Почему вы все выглядите так, словно кто-то умер? — Спрашиваю я. Мои родители и Шэр смотрят на меня так, будто у меня выросла еще одна голова.

— Мы подумали, что ты могла... — Мама начинает плакать.

Папа обнимает ее.

— Все в порядке. Ты в порядке. С тобой все будет в порядке, — говорит он, повторяя эти слова снова и снова. Поэтому я думаю, что далеко не все в порядке.

Ксавьер возвращается в палату, и мои глаза расширяются, когда он встает рядом с моей лучшей подругой и берет ее за руку.

— Что я пропустила? Как