Насколько больно? (СИ) - Евсения Медведева Страница 2

— Идем! — большая рука замаячила на уровне глаз, он настойчиво тряс ей, привлекая к себе внимание. — Давай руку.

Он не стал ждать и взял меня за руку своей крепкой хваткой, не давая права на свободу. Он легко подхватил мой старенький рюкзак, валявшийся на полу.

— Это твое, да? — мне и отвечать не нужно было, он повел меня к выходу.

Мы вышли на свежий ночной воздух, я так жадно вдохнула, что закружилась голова.

— Тебе паспорт вернули?

— Нет… — мой шепот заставил его чертыхнуться и снова вернуться к участковому, но на этот раз его не было и пары секунд, он размахивал моим паспортом, демонстративно убирая его в карман своего пиджака. Его крепкая рука снова схватила меня, он шел так быстро… слишком быстро, чтобы суметь хоть немного разглядеть его.

— Прости… — прошептал он, замедляя шаг, услышав мою одышку. — Садись.

— Но… — мое возражение было настолько нелепо, но попытка узнать свое будущее была сильнее, я не понимала, почему молчу. Ну же, скажи ему, что он просто обязан объяснить все. Заори и ударь его…

— Садись! — мы остановились у большой черной машины, он открыл дверь и повернулся ко мне, в свете фонаря, его глаза блестели, на лице не дернулся ни один мускул, он так внимательно рассматривал меня, заставляя съежиться. — Садись… пожалуйста.

Черт! Что я за бесхребетная скотина? Боль в глазах говорила о том, что поток слез скрыть уже невозможно, и я просто заползла на заднее сидение авто. Он аккуратно положил рюкзак рядом и продолжал стоять у открытой двери, сложив руки на груди. Мне не было страшно, хотя… Наверное, должно было быть. Абсолютно незнакомый человек вытаскивает тебя ночью из полиции, хватает за руку и тащит в машину, не объясняя ничего при этом. Я не могла понять, чего он хочет, поэтому подняла глаза, полные слез, и встретилась с его… УЛЫБКОЙ. Он улыбался, на его щеках появились такие милые ямочки!

— Меня Никита зовут! — он стоял весь такой красивый. Его черные блестящие туфли, светло-серый костюм, белоснежная рубашка, из кармана брюк торчал галстук, массивные часы на левой руке, а на правой руке сверкало тонкое кольцо. Все говорило о том, что он далеко не официант в «Макдаке».

— Мира… — прошептала я, не сводя взгляда с его лица. Под тусклым светом фонаря я разглядела его взъерошенные волосы, блестящие серые глаза, прямой нос, резко выдающиеся скулы, явную небритость, глубокие синяки под глазами. Я перестала думать и просто молила о грамме кислорода, который просто исчез из моих легких.

— Да, оригинально. Ладно, поехали, с утра будем разбираться с Вами, Мира Аросева.

Он пристегнул меня, затем закрыл дверь. Оставшись на улице, позвонил кому-то, интенсивно жестикулируя рукой, но ни на секунду не упуская меня из вида. Мой запас сил на сегодня закончился, поэтому я достала свой старенький плеер и воткнула в уши, выстраивая стену от реальности. Хватит с меня впечатлений. Отключаться меня научили в детдоме на втором году жизни там. Это было просто необходимо, среди несправедливости и угнетающего чувства одиночества это было лучшим средством, чтобы остаться наедине с собой, даже будучи среди толпы. Вот и сейчас я просто отключилась, предоставляя свою судьбу совершенно незнакомому человеку, увозившему меня в дорогой машине прямо в ночь. Я тихо отстегнула ремень и легла на сиденье, подоткнув под голову рюкзак. В машине пахло так дорого и абсолютно по-мужски. Кожа, кофе, что-то терпкое, горькое…

— Все будет хорошо… — последние слова, которые услышала я прежде, чем провалиться в сон.

Глава 2

Яркое солнце светило прямо в лицо, заставляя закрываться рукой. Открыв глаза, я вздрогнула и подскочила. Первой мыслью было то, что я не понимаю, где я… Я лежала на диване в незнакомой комнате, укрытая клетчатым пледом. Я стала истерично щупать себя… на мне был все тот же джинсовый комбинезон с огромной дырой на правом колене. Мои кроссовки аккуратно стояли у дивана, рядом с синим рюкзаком. Мои кулаки стали нервно сжиматься и разжиматься, как признак стресса. Немудрено! Собравшись с мыслями, я подошла к окну.

Черт… Так, хорошо… Я в здании… На каком же я этаже? Машины где-то далеко казались такими маленьким и почти игрушечными. Значит, я в квартире. Страх накатил на меня, заставляя судорожно метаться по комнате, в поисках ответа. Вот это да! На полу блестящий почти черный паркет, белоснежные стены, в комнате было минимум мебели — огромный угловой диван, журнальный столик, шкаф с книгами, и телевизор… Черт, разве телевизоры бывают такими огромными? На стенах висели фотографии в красивых серебряных рамках, на них был он… Никита… И блондинка…

Понятно, я у него дома. Упав снова на диван, я стала сильно растирать виски. Кто-то сказал, что это помогает включить мозг. Интересно, а как это помогает? С силой ущипнув себя за голую коленку, чтобы сосредоточиться, пискнув от боли, я снова начала озираться. На всех фотографиях на первом плане стояла высокая блондинка, ее длинные волосы были уложены в большие аккуратные кудри, яркий макияж, шикарная фигура, белоснежная улыбка, уверенный взгляд… Устав смотреть на приторную идеальность, я стала рассматривать ЕГО. Каштановые волосы почти всегда были взъерошены, будь он на фото в строгом костюме или в пляжных шортах. Серые глаза с прищуром, широкие скулы и, о Боже, нереально тело. Так… Хорошо… Я старалась перестать пялиться на него, но не могла. Его темная с золотым отливом кожа, крепкие руки… Черт! Ударив себя по голове, я отвернулась от фотографий. Что делать дальше? Ждать? А если он меня украл? И что? Украл и привез домой? Ну… я бы не отказалась побыть в его плену. Черт… Опять… Вдруг я услышала голоса. Я тихо подошла к двери.

— Я все проверил, Мирослава Аросева, 1997 года, с 2000 года была в детдоме, на базе которого закончила колледж. По достижению 18-тилетия стали искать ее родственников, чтобы спихнуть ответственность. Отец в тюрьме, мать умерла, осталась только Кира. Вот ее и отправили по месту прописки Киры… — знакомый бархатный голос рапортовал вполголоса где-то недалеко. Мои колени задрожали, пока до мозга доходило то, что Никита кому-то рапортовал о моем анкетном прошлом. Да, только вот он не сказал, что