Репетитор для оторвы - Юлия Оайдер Страница 19

Возвращаюсь на свое место напротив Оленьевича и, не разрывая зрительного контакта, отпиваю вино из бокала. Слишком терпкое, оттого его хочется как можно скорее чем-то заесть, вот только у нас с мамой совершенно разные вкусы. Я ненавижу грибы! Любые, в любых проявлениях: будь то жареные, соленые, вареные или просто в качестве приправы, просто ненавижу! А передо мной на тарелке красуется паста со сливками и грибами.

– У вас еще остались ко мне какие-то претензии? – спрашивает Оленьевич.

– Их достаточно, – наигранно мило улыбаюсь я.

– Раз уж у нас тут такой неожиданный вечер образовался, озвучите их все?

Щурюсь и всматриваюсь в его бесстыжие глаза. Озвучить претензии – легко!

– Любой другой нормальный репетитор просто отказался бы со мной заниматься, когда я завалила тест, – говорю я и вновь делаю глоток вина.

– Это первая претензия?

– Она самая.

– Хорошо, продолжайте, – кивает он и тоже делает глоток из бокала.

– Напомните, что за жажда неслыханного альтруизма на вас тогда напала? – спрашиваю я.

– Просто хочу подтянуть вас к учебному году…

– Я не репка, чтобы меня тянуть! – фыркаю я, и Оленьевич начинает смеяться, запрокинув голову.

Красиво так, словно он снимается в кино и отрепетировал этот жест раз двести. На его щеках проступают ямочки, делая его и без того милую улыбку еще ванильнее.

– Обхохочешься, – бурчу я себе под нос и цепляюсь взглядом за темное пятно на его белоснежной рубашке.

Вот все во внешнем виде Оленьевича идеально, гармонично и симметрично, даже воротник расстегнут ровно и лежит геометрически красиво, а вот это «пятно» просто выбивает меня из колеи.

Это не грязь, не отпечаток рисунка, а именно что-то просвечивает сквозь тонкую хлопчатобумажную ткань у него слева. Что-то очень темное, графичное, и не сказать, что маленькое.

Татуировка?

Кончики пальцев начинает покалывать от жгучего желания сначала узнать, что это, а потом уже заставить его как-то избавиться от этого «пятна», вызывающего во мне диссонанс. Но я молчу, стараюсь дышать ровнее и успокоиться.

Это всего лишь татуировка, так ведь? Ну, не смотри ты туда, и все, Мия! Переключи внимание!

– Я не смогу ответить на ваш вопрос, Мия, – все еще улыбаясь, отвечает Оленьевич. – Это просто мой вызов самому себе, – заставить нежелающего учиться человека что-то учить.

Поджимаю губы и беру вилку, начинаю выковыривать из пасты грибы и выкладывать их на салфетку рядами. Слишком концентрируюсь на своем занятии и только сейчас обращаю внимание на Оленьевича, с озадаченным лицом рассматривающего мои действия.

– Я не ем грибы, – поясняю я, встретившись с его взглядом.

– Это я понял, – тихо усмехается он, – но не совсем понял… как бы сказать… Ладно, неважно, – отмахивается Оленьевич и снова выпивает вина.

– Нет уж, договаривайте, а то ваши слова звучат совсем странно! – требую я.

– Я не хочу, – улыбается он.

– Я тоже не хочу готовиться поступать в универ, но мне приходится, – выковыриваю из пасты последний гриб и начинаю накручивать спагетти на вилку.

Не знаю, как принято есть пасту по правилам этикета, но я пришла сюда явно не красоваться и строить из себя кокетку. Макароны – они и в Африке макароны! Оленьевич тоже начинает лениво поглощать пасту, пока я стараюсь не думать о том, что грибы соприкасались с макаронами в тарелке.

– Я принесла документы, мама просила отдать подруге, – киваю на папку на краю стола.

– Да, я понял, спасибо, – отвечает Оленьевич.

Берет бутылку и выливает себе остатки вина в бокал. Недовольно щурюсь, глядя на него – как эгоистично, у меня всего-то глоток на донышке остался.

– Выпьем за ваше удачное зачисление в шоу Таисии Вайнберг? – хитро щурится он.

Явно ждет, что я поблагодарю его за помощь, скажу, как много он для меня сделал и все такое… Спешу и падаю.

– Выпьем, – киваю я.

Беру бокал и тянусь, чтобы чокнуться с бокалом Оленьевича. Короткий «дзынь», и мы выпиваем, не сводя взглядов друг с друга. Эти гляделки, откровенно говоря, уже надоели, но с врага нельзя сводить глаз.

– Что вам сказала моя сестра, когда приступаете к работе в шоу? – спрашивает он.

– Завтра в три часа нужно встретиться с Таисией в цирке, ей нужно будет со мной поговорить, – отвечаю я и с ехидцей добавляю: – Мне теперь тоже есть что ей сказать… Например, то, что я дочь ее подруги и…

– Она знает, Мия, – перебивает меня Оленьевич.

– Знает?

– Да, я сказал ей, кто вы, – говорит он. – И это помогло мне убедить Тасю дать вам второй шанс, а это, поверьте, было очень сложно сделать.

– Намекаете, что я бездарность даже для цирка? – вспыхиваю я.

Он улыбается и откидывается на спинку, сложив руки на груди. Какое счастье, его черного пятна под рубашкой стало не видно!

– Вы помните наш уговор? – приподнимает брови Оленьевич.

– Как такое забыть, – фыркаю я и случайно задеваю локтем папку, из-за чего один из ее углов выезжает за пределы столешницы. Спешу поправить и выровнять края.

– Все должно быть честно, иначе я сделаю так, что вас выгонят из шоу моей сестры, – спокойно говорит Оленьевич.

– Да-да, все помню, я должна учиться, а вы собрались меня всеми силами «тянуть» к поступлению!

– А вы сказали, что вы не репка, – с усмешкой на губах произносит он. – Полагаю, что вам близок хитрый Колобок? Он от бабушки ушел, от дедушки ушел…

– А вы хотите намекнуть, что вы та самая лиса и меня съедите? – Надеваю на лицо милую улыбку.

– Не дам обвести себя вокруг пальца, – ухмыляется Оленьевич.

Я продолжаю есть, ведь и правда очень проголодалась, стараясь игнорировать взгляды этого «лиса». Ему уж точно такой «колобок», как я, не по зубам! Я выпила совсем немного, но уже чувствую легкое головокружение, так что заесть алкоголь макаронами – не худшая затея. Сейчас поужинаю и поеду домой, не хочется возвращаться затемно.

– Простите за нескромный вопрос, – нарушает наше молчание репетитор, – вы правда подумали, что я слежу за вами?

Поднимаю на него взгляд и вижу, что он вполне себе серьезно интересуется, без какой-то там издевки.

– У меня есть повод так думать, – отвечаю я.

– Почему?

– Ну… раз уж у нас вечер сказок, Колобки всякие и репки, то представьте, что моя с мамой жизнь походила на экранизацию сказки «Золотой ключик», – хмыкаю я. – Только вот снятую Тимом Бёртоном и Гаем Риччи в одном флаконе.

На лице Оленьевича появляется искренняя озадаченность, видимо, он и правда пытается сложить в голове стили Риччи и Бёртона со сказкой про Буратино, чтобы представить мою жизнь в красках.

А вот красок в ней почти что не было, как