После долго и счастливо - Хлоя Лиезе Страница 17

не называла его Мишкой, не ощущала это лёгкое и тёплое прозвище на кончике своего языка. Его прозвище зародилось, когда мы только начинали встречаться, когда его черные медвежьи волосы щекотали меня по утрам, когда он прижимался, обнимая меня обеими руками. Когда он рычал мне в шею, вжимая в матрас и будя медленным, чувственным сексом. Это прозвище — пережиток той глупой романтической ерунды, которую мы делали поначалу, как те недавно влюбившиеся пары, столь уверенные, что не разобьют друг другу сердце, не подведут и не развалятся как другие пары.

Хреново высокомерие.

Сдерживая слёзы, я отворачиваюсь и копошусь в ящиках своего комода, заново складывая одежду. Это явно уход от темы, потому что я никогда так не делаю. Я неряха, и мы оба это знаем.

Эйден встаёт, и корпус кровати поскрипывает от этого движения. Я слышу, как мягко сминается ковёр под его ногами, когда он встаёт позади меня — мы месяцами не находились так близко друг к другу.

— Почему ты назвала меня так? — мягко спрашивает он.

По моей щеке скатывается слеза. Я сердито стираю её ладонью.

— Не знаю. Нечаянно вырвалось.

Его ладонь скользит по моей талии, привлекая меня к нему. Смелое движение. Чертовски наглое. И эти две фразы лучшим образом описывают Эйдена Маккормака.

«Мужчина похуже никогда бы не сумел завоевать твоё сердце, Фрейя Линн».

Я слышу в голове голос папы, его тост на нашей свадьбы, когда он поднимал за нас бокал. Я плакала, когда он сказал это. Потому что я верила, что это правда.

Эйден зарывается носом в мои волосы, другой рукой обвив меня и прижав к своему тёплому и твёрдому телу позади меня. Моя голова предательски опускается на его плечо.

— Поговори со мной, Фрейя, — шепчет он. Один горячий поцелуй в местечко прямо за моим ухом — местечко, которое я люблю, и он это знает. — Скажи мне, что причиняет тебе боль. Пожалуйста.

Я втягиваю прерывистый вдох и зажмуриваюсь.

— Эйден, я не знаю, почему я знаю, что не так, а ты нет. Почему мне больно, а ты в порядке…

— Я не в порядке, — хрипло отвечает он, прижимая меня к себе и гладя ладонью мой живот. — И я знаю, что мы… сейчас немного отстранились.

У меня вырывается жалкий смешок.

— Немного отстранились. Всё намного хуже, Эйден. Мы не разговариваем. Мы не поддерживаем связь. Ты скрытный, ты занят больше, чем раньше. Мы не… занимаемся сексом.

Страх, который я снова и снова пыталась прогнать, стискивает меня за горло и вырывается наружу.

— Ты изменяешь мне? — хрипло шепчу я. — Появилась другая?

Тело Эйдена делается мертвецки неподвижным. Он стискивает мой подбородок, поворачивая лицом, и я вижу, что его лицо мрачнеет как небо, угнетённое ожесточённым штормом.

— Как ты вообще можешь спрашивать меня о таком? — его голос срывается, на подбородке дёргается мускул.

Я вырываюсь из его объятий, ударившись о комод позади меня.

— Т-ты ведёшь себя иначе. Ты выглядишь иначе. Ты сделался более подтянутым и привлекательным… Стоп. Ну то есть. Дерьмо, — я прикрываю лицо ладонью, смущаясь этой оговорки и сердясь из-за того, что его поведение причиняет мне такую боль, но моё тело безусловно горит от его прикосновений.

Он приподнимает брови.

— Фрейя, я ужасно нерегулярен в плане тренировок. Времени нет. Я настолько занят, что забываю поесть. Я неизбежно потерял вес.

— Вот именно! — я цепляюсь за это, благодаря свои счастливые бл*дские звёзды, раз он не заострил внимание на том, что я считаю его привлекательным. — Ты занят. Постоянно. И ты спешно завершаешь разговор, когда я вхожу в комнату. Это, типа, классические признаки экзистенциального кризиса, перешедшего в измену. И ты мне не ответил.

— Потому что это вообще не заслуживает ответа, — произносит он опасно тихо, и в его голосе слышится боль. — Разумеется, я тебе не изменяю, Фрейя! — он подаётся ближе, и я отшатываюсь, но наши тела всё равно соприкасаются. Жёсткие линии его тела скользят по моим мягким изгибам. — Ты думаешь, я захотел бы кого-то другого, помимо тебя?

По моей щеке скатывается слеза. Раньше я могла безоговорочно ответить на такой вопрос.

— Я не знаю.

Он хмурится, его лицо искажается от боли.

— Фрейя, я люблю тебя. Я хочу тебя. Только тебя. Ты единственная женщина, которую я замечаю или желаю, и если ты думаешь, будто я не замечаю, что ты месяцами не оказывалась подо мной, что я не был в тебе и не заставлял тебя кончать, то ты очень сильно ошибаешься.

Я сипло сглатываю.

— Всё, что я делаю — для тебя, Фрейя. Для нас. Но раз я работаю чуть больше обычного, то ты думаешь, будто я тебе изменяю?

Я проталкиваюсь мимо него, отчаянно желая немного свободы, пока бесчисленные эмоции стискивают меня.

— Ты не просто «работаешь чуть больше обычного». Не приуменьшай происходящее, не списывай это со счётов. Ты отвечаешь на звонки и не говоришь мне, что происходит. Ты чаще путешествуешь и бросаешь мне всего лишь реплики про «изучение потенциальных бизнес-возможностей». Откуда я должна знать? Я тебя не узнаю, Эйден! Ты отвлечённый. Ты скрытный. Ты не рассказываешь мне, что у тебя на уме, что происходит у тебя в жизни. Откуда я должна знать, что ничего не изменилось?

— Потому что ты доверяешь мне, — говорит Эйден, и его голос окрашивается неверием. — Потому что ты полагаешься на двенадцать лет, что мы знаем друг друга, одиннадцать с половиной из которых мы были парой, почти десять из которых мы провели в браке, и говоришь: «Я знаю своего мужа. Я знаю, что он верный и любит меня. Что должно происходить что-то другое».

Во мне вскипает злость.

— Ты думаешь, я об этом не думала? Думаешь, я не пыталась? Не пыталась говорить с тобой, прикасаться к тебе, наладить с тобой связь? И что я получаю? Отход ко сну в разное время и краткие, расплывчатые ответы. Как я должна «знать» об этой любви, Эйден? Где любовь, когда нет интимной близости? Нет слов, нет ласки. Нет рук, тянущихся ко мне в темноте.

Он моргает и отводит взгляд. Виновато.

— Где любовь, — настаиваю я, — если раньше ты рассказывал мне, что тебя тяготит, просил моих идей и поддержки? Где любовь, если ты не тянешься ко мне, а вместо этого уходишь дальше по коридору и закрываешь дверь? Если мы уже несколько месяцев не говорили о беременности, и ты вообще не спрашиваешь об этом?

Он вздрагивает.

— Я был занят работой и отвлечён. Я это признаю. Прости. Мне надо было… уделять больше