Ева Модиньяни - Крестная мать Страница 16

– Все. Не будем продолжать, Аддолората, – он наклонился над ней и провел рукой по ее искаженному от огорчения лицу.

– Почему? – воскликнула она, чуть не плача от унижения.

– Потому что я люблю тебя и, значит, должен уважать.

– Мне не нужно твое уважение, – с вызовом сказала она. – Ты прекрасно знаешь, что отец в жизни не отдаст меня тебе, если мы не поставим его перед свершившимся фактом.

– Но я не хочу брать тебя так. Я хочу обвенчаться с тобой в церкви. Я бездельник, что правда, то правда, но у меня есть принципы. Я не смогу жениться на тебе, если возьму тебя сейчас. – Эта логика была хорошо известна Аддолорате.

– Тогда конец нашей любви, – с вызовом сказала она.

Полгода спустя Аддолорату выдали замуж за Калоджеро Пертиначе – славного юношу, навязанного ей родителями. В день их свадьбы Тони Кроче сел на пароход и отправился в Соединенные Штаты. Это было в 1936 году.

После этого произошло столько всего. Тони выбился в люди, его моральные принципы изменились. Он помог ее семье перебраться в Америку и наконец по прошествии стольких лет, здесь, в этой клетушке, стоя и дрожа от желания, как подросток со своей первой женщиной, овладел ею. Аддолората приняла его так, словно они лежали на траве среди олив, словно ей восемнадцать и он первый мужчина в ее жизни. А на самом деле ей сейчас тридцать два, она замужем за другим и именно сегодня ее дети приняли первое причастие.

– Бог нас накажет… – прошептала она, когда Тони вышел из нее, еще млеющей от сладострастия и охваченной неутоленным желанием.

– Не болтай глупостей, дуреха! – оборвал он ее с ласковой грубостью, обнимая так, словно в руках его весь мир. – На этот раз я сам поговорю с твоим мужем-недоноском. Я заставлю его соображать. Пусть отваливает, я решил взять то, что мне положено.

Глава 2

Ветер с океана поднял белый шарф Нэнси и взъерошил длинные черные волосы Сэла. Брат с сестрой пересекли Таймс-сквер и дошли до Пятой авеню. Они быстро, немного важничая, шагали в своих торжественных нарядах. Нэнси несла пакетик с порцией торта для отца. Они были горды собой и прекрасно понимали, что выглядят необычно даже в этом квартале, жителей которого ничем не удивишь – они всего насмотрелись.

Мимо прогарцевал конный полицейский патруль, лошади оставили на асфальте темные кучки. Сэл толкнул сестру.

– Сюда бы бабушку, – со смехом заметил он.

– Она бы свернула передник кулечком и собрала это «сокровище», – подхватила Нэнси.

Она вспомнила большие горшки с геранью и базиликом на галерее бруклинского дома, которые бабушка удобряла конским навозом, когда лошади, изредка появлявшиеся в их квартале, предоставляли такую возможность.

По воскресеньям Манхэттен выглядел торжественно и спокойно, в магазинах – самые лучшие товары мира. Нэнси загляделась на витрину «Сакса», она отчаянно завидовала девочкам, которые выходили из магазина со свертками и пакетиками.

– Забавы для богатых американцев, – бросил на ходу Сэл и потянул сестру дальше.

На лице мальчика совсем недавно зажили ссадины от яростной драки с ватагой сверстников на Шипсхедвей, – они дразнили его «маленький макаронник».

Брат с сестрой знали, что здешние жители по большей части эмигранты со всего мира. Но континент этот давным-давно открыл итальянский мореплаватель, именно поэтому Нэнси считала себя настоящей американкой, не то что выходцы из других стран. В отличие от брата она любила Нью-Йорк, его неуемное сердце – Манхэттен и была уверена, что «американский рай» создан и для нее тоже. Она поделилась своими выдающимися, как ей казалось, мыслями с братом.

– Ты действительно великая женщина, прав отец, – восхитился Сэл, узнавая в ее рассуждениях и свои самые заветные мысли.

Сестра, решительная, заражавшая всех своей уверенностью, пользовалась уважением жителей квартала, они восхищались ее сдержанным характером и меткостью суждений. В противоположность брату она укрощала свои порывы и никогда не сдавалась. Она и брата учила воспринимать все здраво.

Калоджеро Пертиначе стоял на противоположной стороне улицы в парадной ливрее с золотыми галунами. У их отца важная должность, без него роскошному отелю «Плаза» не обойтись. Дети смотрели друг на друга и улыбались. Завороженная любезностью, с которой отец встречал гостей, Нэнси сжала руку брата.

– Кто пойдет – ты или я? – Она несколько оробела перед этим величественным отелем и его посетителями.

– Пошли вместе, – решил Сэл. – Или вместе, или вообще не пойдем.

Занятый делом Калоджеро еще не заметил их. Как раз в этот момент подкатил, шурша по асфальту, лимузин и бесшумно остановился перед входом. Калоджеро спустился по ступеням, которые детям казались огромными, как в церкви, и услужливо склонился к дверце, опередив замешкавшегося шофера. Он почтительно снял фуражку и открыл заднюю дверцу. Показался крупный, элегантный человек средних лет в черной шляпе с полями и в сером пальто. Он приветливо улыбнулся Калоджеро. Наверняка важный босс, решили дети. Босс оглянулся с той же приветливой улыбкой. Калоджеро стоял рядом, вежливо улыбаясь. Порыв ветра растрепал ему волосы, Калоджеро пригладил их и надел фуражку. Он, как считали дети, выглядел значительнее, чем важный босс. Нэнси и Сэл обменялись удовлетворенной улыбкой. То, что происходит на их глазах, – увлекательнее любого фильма. Нэнси запоминала самые мелкие подробности. Но она не обратила внимание на такси, которое приблизилось к лимузину. Это было обычное желтое нью-йоркское такси, каких тысячи в этом огромном городе. В сравнении с ним лимузин смотрелся просто' шикарно. Все дальнейшее уложилось в доли секунды, Нэнси и Сэл стали свидетелями трагедии, которой суждено было перевернуть их жизнь. Из окошка такси грянула автоматная очередь. Крупный, элегантный человек в порыве отчаяния ухватился за Калоджеро Пертиначе и загородился им словно щитом. Они увидели искаженное лицо отца, он растерялся, на него смотрело дуло автомата, выстрелы из которого предназначались другому. Калоджеро взмахнул руками, будто хотел зачеркнуть неизбежный смертный приговор, и осел на тротуар. Человек из лимузина упал вместе с ним, а сверху рухнул изрешеченный пулями шофер.

Постепенно до Нэнси стало доходить случившееся, кусок торта смялся в ее судорожно сжатых руках, она невольно зашептала: «Аве Мария, гратия плена…» Нэнси молилась, а память ее фокусировала и запечатлевала страшное событие. Такси стремительно промчалось мимо нее. Она четко запомнила мелькнувшее на мгновение в окошке такси молодое, с синими глазами лицо убийцы. Красивое и беспощадное, как пожар. Нэнси вздрогнула. Этого лица она никогда не забудет.