Мой проклятый Марс - Ксана М Страница 16

Ри улыбается, а я ловлю себя на мысли, что это невероятно красиво.

– Ты в порядке?

– Да, – шепчет и сильнее тянет на запястья рукава.

Сегодня на ней тот же необъятный худи, что и обычно, белые найки и светлые скинни до щиколотки. Волосы завязаны в высокий хвост, а на лице ни грамма штукатурки.

Не помню, чтобы она хоть когда-то красила глаза или губы. Надевала юбку или что-то подобное. Ри была самой простой и естественной из всех, кого я знал.

Настоящей.

– Хочешь послушать?

Не сразу, но кивает.

Когда садится рядом на понтон, отдаю ей один наушник – слишком большой для ее крохотных ушей. Как будто не для нее вовсе. Но она держит его пальцами так легко, что кажется, правильнее места просто нет.

Как только включаю музыку, что-то меняется. В воздухе, в мире – везде. Ри слушает так завороженно, что я не сразу понимаю, что слушаю ее. Ее мысли и чувства. И весь тот эмоциональный спектр, что отражается на ее лице – эйфория, смятение, боль.

– О чем по-твоему песня?

Наверное, она воспринимает это как игру. Потому что улыбается, прикрывает глаза и делает глубокий вдох. Полностью отдается музыке.

– О девушке, – шепчет. – В ней… немного радости и почти столько же грусти. Она красивая, как цветок, нежная и сильная, хотя иногда и плачет, оставшись в комнате одна. Счастливая. Но одинокая. Мне кажется… будто она летит. – Ри вдруг улыбается и, замолкая, открывает глаза. – Прости. Это все глупости, наверное. Папа говорит, что у меня слишком богатое воображение.

Отдает мне наушники, а я оторваться не могу от ее глаз и улыбки.

В сердце так западают слова, что оно почти перестает качать кровь.

Кроет. А еще кажется, будто Кроха снова здесь, в ней.

– Скажи, я хоть немного угадала?

– Это демо, – голос будто ломается, потому что я сам его не узнаю.

– Значит, слов еще нет?

– Я над этим работаю.

– Ты… пишешь тексты сам? – Ее глаза так мило расширяются, что порывисто хмыкаю. – Значит, все песни «Волков» – твои? Об этом нигде не написано.

– Я просил Стайлза не указывать меня как автора.

– Почему?

– Не хочу еще большей славы.

– То есть… это вроде как секрет? О котором знают только ребята из группы и твой продюсер?

– И ты, – шепчу, и Ри вдруг смущенно отводит взгляд.

– Я… никому не расскажу.

– Знаю.

– Откуда? – вскидывает свои большие голубые глаза.

А я застреваю в них, хотя не должен.

Это так необычно – встречать рассвет с девушкой, с которой даже ни разу не переспал. С такой… искренней и простой. Не такой, как другие. С той, что не пытается влезть тебе без разрешения в душу. И не старается любым способом заполучить в свою постель. С той, что просто слушает, когда тебе хреново. И слышит, даже если ты молчишь.

Это не объяснить.

Но рядом с ней мир не кажется таким уж черно-белым.

Хотя красок в нем уже давным-давно нет.

– Отец устраивает благотворительный бал в честь тридцатилетия компании. Хочешь пойти?

– С тобой? – испуганно, и это так мило, что усмехаюсь.

– Со мной, Бэмби, да.

Молчит, прокручивает мой вопрос в голове. А еще непроизвольно кусает нижнюю губу. Как делает всегда, когда сомневается, – это ее милая привычка, я знаю.

Я многое знаю, хотя все эти недели мы толком и не говорим.

Но мои окна выходят на ее. И я часто вижу, как она слушает музыку, закинув ноги на стену, или сидит на подоконнике и что-то сосредоточенно рисует в дневнике.

Ее комната светлая. В ней полно забавных безделушек, стены увешаны гирляндами, на каждой из которых десятки, сотни фотографий, а кровать завалена мягкими подушками-зверятами абсолютно различных цветов и размеров.

И я знал об этом задолго до того, как впервые в ней оказался.

– А как же Кайли? – спрашивает, и понимаю, что пора расставить точки над i.

– Что ты знаешь о нас с ней?

– Ну-у… стерва вроде как твоя девушка.

– Нет.

– Нет?

– Нет. – твердо, чтобы больше не было недоразумений. – Наши семьи давно дружат. Мы ходили в одну школу и до сих пор живем по соседству, тусуемся в одной компании. Возможно, наши родители видят в нашей дружбе нечто большее, но только не я.

– Значит, ты и стерва – не вместе? То есть ты мог позвать любую, почему я?

– Потому что я не хочу с любой.

Она замирает, а я понимаю, что это не просто слова. Что нечто намного большее. Что всего за каких-то несколько недель (дней, если не считать те из них, которые она держалась в стороне), девчонка запала мне в душу. Такая, какая есть – в своих смешных розовых тапочках и с глазами как чистое море.

– То есть… ты хочешь пойти на этот бал со мной?

– То есть я хочу пойти на этот бал с тобой, – повторяю, чтобы она, наконец, поверила. Перестала сомневаться и искать в моих словах неискренность.

Думает, я играю?

Думает, я бы стал?

– Твой… отец не будет против?

– А твой?

Она улыбается, а затем отводит взгляд и едва заметно кивает.

Это да? Или…

– Ладно.

– Ладно?

– Я спрошу у папы, – отвечает, и я усмехаюсь.

Почему это так охренительно мило?

Глава 10

Ри

– Он пригласил тебя на бал? – хлопает глазами Скайлер.

Кажется, еще немного, и пустится как Безумный Шляпник вытанцовывать джигу-дрыгу.

– Благотворительный. Который устраивает его отец. – И ее, и себя пытаюсь вовремя опустить на землю. – К тому же… я начинаю сомневаться, что впишусь.

– Золушка ведь вписалась.

– Но я не Золушка. И моя жизнь – не диснеевкий мультфильм.

– И в этом только твоя вина, – усмехается, и глазами начинаю хлопать я. – Но сейчас это не так важно, потому что красавчик сделал первый шаг. Следующий за тобой.

Следующий… что?

– Намекаешь, что я должна его поцеловать?

– А почему нет?

Наверное, потому, что я не такая смелая?

Точнее, вообще не смелая.

– Я лучше скажу, что заболела, и останусь дома.

– Начинается, – закатывает глаза, а я всерьез продумываю варианты отступления.

Может, и правда притвориться больной?

– Я уже жалею, что согласилась. – выдыхаю, пролистывая наш с Макстоном диалог.

Сердце едва не вылетает через ребра, когда Он просит мой телефон и вбивает в него свой номер. Я сразу же сохраняю его, пока в голове играет проклятый марш Мендельсона.

Улыбаюсь и непроизвольно кусаю губу.

И это заеду звучит так забавно, ведь наши дома