Измена. Второй шанс на любовь - Виктория Русских Страница 16

– Ах, вот как?! – вдруг истерично вскрикиваю я и заливаюсь слезами. – Я что теперь, даже булочку сожрать не могу?! Я теперь пожизненно голодать должна?! – со звоном отталкиваю от себя блюдце с пустой фарфоровой чашкой. – Пусть твой Виталик хоть изорется! А я буду есть столько круассанов, сколько захочу и сколько в меня влезет! Потому что в кои-то веки я беременная, и мне все можно!

Глаза Никиты округляются от удивления. Увидев мои слезы, он теряется.

– Конечно, котенок, ешь сколько хочешь, – испуганно протягивает мне свой круассан на блюдце. – Только не плачь, я не могу видеть, как ты плачешь…

Хватаю его круассан и жадно впиваюсь в него зубами.

– Тогда нечего доводить меня до истерики, раз не можешь! – продолжаю рыдать, жуя круассан. – Всю сознательную жизнь на диете и полуголодная, как проклятая! И всегда в страхе! То пробы не пройдешь, то в кадр не влезешь, то в сценический костюм, то щеки лезут, то жопа жирная, то блокадный Ленинград снимаем, то балет! Сколько можно надо мной издеваться?!

– Нисколько не можно, кушай-кушай… Я тебе еще закажу. А хочешь пирожных? Или тортик? Только не плачь, тебе нельзя нервничать…

Не допив кофе, Никита кидается ко мне, обнимает и гладит по голове. Я еще какое-то время вдохновенно рыдаю для приличия так, как меня учили в ГИТИСе на втором курсе, потом потихоньку успокаиваюсь.

Достаю косметичку и наношу легкий макияж. Никита моет посуду. Я кидаю взгляд на часы:

– Ну что, поехали на съемки?

– Ты собрала сумку? – спрашивает Никита, выключает воду и вытирает руки полотенцем.

– Какую сумку? – не понимаю я.

– Как какую? Вся съемочная группа едет сегодня на три дня за город на съемки натуры. Ты что, забыла?

– Вот черт! – ахаю я. – Точно… Как я могла забыть?!

– Кать, ты меня пугаешь, – пристально смотрит на меня Никита. – С тобой все в порядке?

– Да все в порядке со мной! Я же не могу все помнить! У меня голова – не совет министров! – чертыхаюсь я, кидая косметику в косметичку. – Я всего лишь несчастная беременная женщина!

– Тогда собирайся скорее! Мы уже опаздываем, автобусы отходят от киностудии ровно в девять.

На кухню вальяжно, подняв хвост трубой, входит проснувшийся Феликс и легко вспрыгивает на стол.

Я срываюсь со стула и несусь в комнату собирать самые необходимые вещи на три дня.

– Никит, насыпь Феликсу в миску побольше сухого корма! – ору я Никите. – И воды налей!

К отъезду автобусов мы с Воронцовым успеваем в самый последний момент. Лихо подкатываем и останавливаемся у киностудии. Я выпрыгиваю из машины, хватаю с заднего сиденья сумку и бегу к уже закрывающему двери автобусу.

– Эй! А поцелуй! – обиженно кричит мне вслед Никита, выходя из машины.

– Потом! Целую! Пока! – оборачиваюсь на бегу и машу ему одной рукой на прощание, а второй машу водителю автобуса.

Водитель открывает дверь, и я на всех порах влетаю в автобус. Меня встречает радостный гул голосов моих коллег из съемочной группы:

– О, Лебедева! Привет! Ну наконец-то! Мы уже думали, что без главной героини на съемки поедем! Вот теперь все на месте! Анатолий, погнали!

Автобус трогается. Водитель Анатолий включает музыку.

– Привет, ребята! Всем привет! Как же без меня-то? Вы что? – прохожу по проходу между кресел к Лариске, которая призывно машет мне рукой со своего места.

– Ну ты даешь, подруга! Привет! – мы чмокаемся. – Я тебе все утро звоню, иззвонилась вся. Думала, вдруг случилось что? Ты телефон что ли потеряла? Садись рядом со мной, я тебе место заняла – беременным полагается самое лучшее, у окна.

– Привет! Спасибо, Ларик.

Сажусь на почетное место у окна и кидаю сумку под ноги. Снимаю плащ и обмахиваю пылающее лицо руками.

– Лар, прости, телефон стоял на вибро, а я все утро с Никитой отношения выясняла. Макс еще заявился с цветами и без звонка, без предупреждения. Я в душе была, а Никита дверь ему открыл в одних труселях…

– Да ты что? – округляет глаза Лариска. – И как они, не разодрались?

– К счастью, нет. Но ситуация неприятная. Я хотела с Максом поговорить, а тут Никита выдвинулся. Представляешь, он уже приходит ко мне как к себе домой, когда захочет, дверь открывает своими ключами. Что за мужики такие? Любители сюрпризов. А мне такие сюрпризы совсем не нравятся.

– Ты же сама дала ему ключи.

– Дала. Теперь жалею.

– Вот теперь будешь думать, прежде чем мужикам ключи раздавать. А ты вчера с Максом разве не поговорила?

– Не успела. На площадку Макаренкова приперлась при полном параде охмурять моего бывшего мужа своей силиконовой красотой и японскими сушами, – рассказываю я и злобно пинаю ногой спинку впереди стоящего кресла, на котором сидит Игорь, мой коллега и партнер.

– Эй! Полегче! – оборачивается ко мне Игорь. – Тута Я сижу.

– Извини, Игоряш, просто нервы…

Игоряша – человек без возраста, вот уже девятый год рассказывает всем, что ему тридцать два. Это самый красивый мужчина, которого я видела в жизни, и очень талантливый актер. Его пожизненное амплуа – герой-любовник. Красив настолько, что аж тошно. Невольно задумываешься – ну разве может природа создать такой идеал мужской красоты? Может. В нашей кинокартине мы играем любившую когда-то друг друга пару, встретившуюся после долгой разлуки и осознавшую, какую ошибку они совершили, расставшись…

– Да что ты говоришь?! – поражается Лариска. – А мы с ней вчера, вот как только ты уехала из спортклуба, премило пообщались. И она меня уверяла, что собирается домой спать. Вот же зараза.

– Еще какая зараза, – с содроганием вспоминаю нашу вчерашнюю «стрелку» на съемочной площадке и перехожу на шепот. – Поговорить с Максом не удалось, зато Диана теперь в курсе моего положения, а также в курсе, что Макс – виновник торжества и изменщик в квадрате.

– Так это же хорошо! – радостно восклицает Лара. – Третий лишний, с глаз долой из сердца вон… Или как там еще говорится?

– А вот