Отчим. Куколка для Монстра - Ольга Дашкова Страница 14

Поежилась от холода, резко обернулась.

Он смотрел пристально, стоя в метре от меня, весь в черном. Курил, зажав между пальцев, обтянутых тонкой кожей перчаток, коричневую сигарету. Несколько снежинок на волосах, мелкие морщинки вокруг зеленых глаз. Да, при дневном цвете они у него зеленые, никогда такие не встречала.

Становится немного неуютно, надо бы отвести взгляд, пойти в дом, но я смотрю в упор, не позволяя дать слабину и показать, что я чем-то смущена. Взмах руки, глубокая затяжка, кажется, это мои легкие наполняются дымом так, что немного кружится голова.

Выпускает дым обратно медленно, он струится по губам и лицу, Горн улыбается лишь краешками губ, подходит. Тонкий аромат шоколада смешан с чуть уловимым парфюмом, наконец делаю вдох, понимая, что до этого не дышала.

Подходит, смотрит свысока, склонив голову, а меня начинает колотить от холода, хотя в груди все горит огнем.

— Твоя комната на втором этаже в левом крыле, в правое ходить нельзя. Ты умеешь быть послушной, Виталина?

— Что?

— Не умеешь, вижу. Ничего, я тебя этому научу. Тебе понравится.

За спиной кашель, Вальтер подает сигналы, я выхожу из ступора, но, прежде чем удалось собраться с мыслями и ответить, Горн уходит, оставляя за собой шлейф из горького шоколада и моего непонимания.

Глава 11

В дом зашла позже всех, даже Вальтер опередил меня.

Охрана занесла весь багаж, Федор суетился, указывая, куда его нести, и ворчал по поводу испачканных полов. А я, лишь переступив порог дома и подняв голову, потеряла до речи, смотря на это «безобразие», но мама сказала «великолепие», что стояло в середине холла.

Новогодняя ель.

Точнее, ее извращенное, по моему мнению, исполнение. Высокая, серебристая, пушистая, как туалетный ершик, обмотанная красной лентой, с хаотично по ней разбросанными такими же красными бантами и новогодними игрушками в виде хрустальных сосулек.

Психоделика какая-то. Какой идиот вообще мог поставить серебристую елку? За забором полный лес живых, натуральных и красивых. Точно идея матери, только ее воспаленная фантазия могла выдумать такое.

— Позвольте представиться, милая леди, меня зовут Федор Степанович.

Ко мне подошел тот самый суетливый мужчина в темно-бордовом костюме, который совсем недавно отчитывался перед матерью.

— Здравствуйте. Я Виталина.

— Я знаю, Инна Андреевна меня предупредила, что приедет дочь. Очень рад вас видеть.

— Вы давно работаете в этом доме? Я вас здесь раньше не видела.

— Совсем недавно, около полугода.

— А как давно в доме появился Дмитрий Германович?

Я давно не появлялась здесь, конечно, многие и многое могло измениться. До этого Федора у матери была чопорная тетка Белла Францевна, она наводила на меня ужас.

— Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату.

Федор посмотрел на меня, поджал полные губы, потом и причмокнул ими, но на вопрос не ответил.

Сплошные загадки, может быть, здесь в каждом шкафу по скелету, которые Горн привез откуда-то с собой? Или где-то есть его тайная комната, в которой отчим высасывает из девственниц кровь и купается в ней?

— Пойдемте, ваш багаж уже в комнате.

Нарядная ель резала глаз, но я нашла в себе силы отвернуться от нее и посмотреть по сторонам.

Сильно, ничего не скажешь. От прежнего уютного холла не осталось ничего. Белые мраморные полы, из мрамора же, но только в черном исполнении, широкая винтовая лестница на второй этаж. Кованые перила под бронзу, несколько зеркал, большая хрустальная люстра.

Я попала не домой, а в холл дорогого частного отеля, не хватало стойки ресепшена и рекламных буклетов, приглашающих на экскурсии по местным достопримечательностям. Справа был проход в гостиную, я ничего толком не разглядела, кроме части камина.

Слева, как я помню, была кухня, а дальше служебные помещения, кладовая комната, где хранился инвентарь для уборки. Много чего было, я этот дом знала как свои пять пальцев. Но сейчас даже неизвестно, что появится за поворотом и что я увижу за очередной дверью.

Моя комната всегда находилась на втором этаже в левом крыле, третья крайняя дверь по коридору, там она и осталась. Но пока мы шли и Федор цокал по полу каблуками лакированных туфель, складывалось впечатление, что меня словно специально отослали подальше от покоев новобрачных, чтобы я кому-то или чему-то не мешала.

В коридоре остались те же светлые обои, темный ламинат, несколько бра по стенам, две картины, которые я тоже помнила с детства. На одной было море, небольшой кораблик с алым парусом на фоне заходящего солнца. А на берегу была изображена тонкая фигура девушки. Я иногда представляла, что это я та самая Ассоль, которая ждет своего капитана, и он специально для меня сделал алый парус.

Вторая — репродукция одного азиатского художника, имя которого я так и не смогла запомнить. Девушка, одетая в темно-бордовое балетное платье, стояла на фоне панорамного окна, выходящего в сад, лицом к нему.

Левая ее нога лежала на спинке стула, она склонилась корпусом в ее сторону, изящно вскинув руку, стоя на пуантах, погруженная в свои мысли. Она не тренировалась, она жила в своем увлечении и любви к балету. Она была прекрасна.

Я любила эту картину, представляла, что я тоже вот так буду стоять в своей комнате или в классе, который оборудует мне папа. Так же изящно и высоко вскидывать ноги, повторять пируэты, парить в воздухе, оттолкнувшись от пола, растянувшись в воздухе в шпагате.

Хорошо, что картины не выкинули, надо будет забрать их, как буду уезжать.

— Прошу вас.

Федор открыл дверь моей комнаты, но я не спешила входить. Подошла к мужчине ближе, рассматривая его, отчего тот засмущался и покраснел. Простое круглое лицо, нос картошкой, полные губы, сейчас Федор был взволнован, даже немного на взводе.

— Вы так и не ответили на мой вопрос.

Часто заморгал светлыми ресницами, вопросительно уставился на меня голубыми глазами. Вот оно, слабое звено этого дома и его обитателей, я сделала правильный выбор, хотя выбирать было не из кого.

Задавать вопросы Вальтеру будет бесполезно, уже пробовала, чего-либо добиться от него пока было невозможно. Он вообще, мне кажется, маньяк, скрытый извращенец и фетишист. Ну кто еще будет носить странных цветов жилетки и проверять время по карманному циферблату? Не иначе как извращенец.

С матерью разговаривать не хочется — наш разговор всегда кончался ее истерикой и обвинением меня во всех грехах. Она себе выбрала удобную позицию жертвы, которая, как может, отдает себя всем, но ничего не получает взамен, даже любви и благодарности от дочери.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Может, ее отчим