Мой проклятый Марс - Ксана М Страница 13

Особенно здесь, при ребятах, подпитывая их сраное любопытство.

– Так, расходимся, – встревает Дейтон, – не на что тут смотреть. Вечеринка окончена. Валите все по домам.

Дом Метьюза пустеет с той же скоростью, что и чаша моего терпения.

Достаю из холодильника бутылку крафтового и залпом выпиваю почти половину.

О чем я вообще думаю? И почему так на все это реагирую?

Почему так злюсь, когда ей плохо? Почему чувствую свою за нее ответственность? Почему, мать твою? С чего вдруг?

Митчелл – всего лишь соседская девчонка. Простая и тихая – да, не такая, как многие здесь, к каким я в принципе привык. Но с каких пор меня это волнует?

С каких пор она вообще в моих мыслях?

И почему?

Бью дном бутылки по стойке и понимаю, что слишком взбешен для того, чтобы обо всем этом думать. Мозг теперь не просто в вакууме, он плавится. Посылает какие-то бредовые сигналы. Выдумывает то, чего и в помине нет. Нервы натянуты. Пульс ускорен. А руки чешутся надрать кому-нибудь зад.

– Дерьмо, – стягиваю мокрую футболку, решая, что сегодня останусь у Дейта.

Мне нужен горячий душ.

И сон.

Остальное, черт возьми, подождет.

Глава 8

Ри

Мне все это снилось?

Его теплые ладони на моем лице, успокаивающий голос и запах, проникающий в легкие и заполняющий их так плотно, что хотелось глубже дышать.

Его пылающие беспокойством глаза, в которых я безвозвратно тонула. Тепло, которым он согревал каждую клеточку меня. И пульс, воедино слившийся с моим.

А еще шепот – тот самый, которым он умолял меня оставаться здесь.

С ним.

И я бы в самом деле подумала, что все это только сон, если бы не аромат, который впитали в себя подушки. Его неповторимый аромат.

Вдыхая глубже, плотнее прижимаю мистера Пибоди к груди.

Я так боялась, что запах исчезнет – а с ним и волшебство вчерашнего вечера, – что твердо решила не вылезать сегодня из постели.

А может, и не только сегодня.

Сколько времени нужно, чтобы запах окончательно выветрился?

– Ри! Ну сколько можно, ей-богу! – влетая в комнату, Скайлер отодвигает плотные шторы. – Скоро обед, а ты еще даже зубы не чистила!

– Банза-а-ай! – Итан прыгает на меня сверху, но сегодня это даже не бесит.

– Еще пять минуточек.

– Я слышала это два часа назад. Вставай. – Срывает с меня одеяло, а я не реагирую ровно до тех пор, пока подруга не тянется к подушке. – Это я тоже забираю.

– Эй! – вскакиваю, пытаясь отобрать своего теперь любимого кота.

Безуспешно.

– Он уже дважды приходил, – дразнит, подняв к верху подушку.

Пользуется, зараза, тем, что я почти на пятнадцать сантиметров ниже.

– Кто?

– Он, – намекает, и до меня, наконец, доходит.

– Приходил? Зачем?

– Хотел узнать, как ты себя чувствуешь.

– И что ты сказала?

– Что ты в порядке. Но неизлечимо больна его запахом.

В возмущении открываю рот, а Скайлер ржет во весь голос, когда я еще упорнее стараюсь забрать у нее игрушку.

После десяти отчаянных попыток я проигрываю заразе с разгромным счетом, как итог – мы долго и до коликов в животе смеемся, завалившись на кровать, а Итан исподтишка снимает нас на камеру.

И такие моменты – самые важные для меня.

– Тебе облепиховый или с мятой? – слышу уже на улице, после того, как мы решаем спуститься и закрепить примирение чаем.

– С мятой! – а когда хлопает задняя дверь, замираю с пакетом мусора в руках.

– Привет, – Макстон оттягивает карманы на джинсах, а я пытаюсь придумать, как незаметно себя ущипнуть.

Я ведь все еще сплю, да?

– Привет. – Э-э… – Что ты делаешь на моем заднем дворе?

Он усмехается и сексуально взъерошивает пальцами волосы – мой самый любимый жест. Мой и его фанаток, разумеется.

– Если я скажу, что забрел сюда по ошибке, ты ведь не поверишь?

– Не очень, – морщу нос, после чего он обезоруживающе улыбается.

А я засматриваюсь, хотя не должна.

Вновь впускаю в свою голову мысли о Нем. Вновь думаю: а каково это, когда твой парень – Марс? Когда его улыбка, губы, глаза – все это полноправно твое? И когда для тебя одной бешено бьется его сердце?

– На самом деле я хотел узнать, как ты. – Знаю, боже, Скай ведь уже все уши мне про это прожужжала… – После вчерашнего…

– Я в порядке, – прерываю прежде, чем он скажет что-то вроде: «…твоего истерического припадка». Но уже через секунду больно кусаю губу и мысленно бью себя по лбу. Потому что знаю: он бы не сказал.

– Уверена? Может, тебе что-то нужно?

Ты! – кажется, еще немного, и выкрикну, потому что так устала держать это в себе.

– Нет, – отвечаю вместо этого. И между нами почти сразу возникает та самая неловкая пауза, которую я всегда так боялась услышать.

Вижу, что хочет спросить, но не решается. Что не по себе ему, возможно, он испытывает стыд. Я ведь опозорилась вчера. Опозорила Макстона. Наверное, все ребята, не скрывая, надо мной потешались. Особенно Куинн – такая вряд ли упустит возможность.

– Мне было пять, когда это началось. – мы не сговариваемся, но одновременно начинаем идти. – Через месяц после смерти мамы я перестала подходить к воде. Стоило приблизиться ближе, чем на метр, пульс учащался, и я задыхалась. Папа сразу понял, что трагедия сильно на мне сказалась. Водил меня к психологам и психотерапевтам, пытался говорить со мной сам. Но все было бесполезно. Каждая новая попытка зайти в воду сопровождалась очередным приступом. И каждый новый был сильнее предыдущего. Через несколько месяцев он оставил попытки. Просто смирился и дал мне время. Но всегда все эти годы был рядом, зная, как сильно мне нужен. – договариваю шепотом.

И, не глядя на Макстона, выбрасываю мусор в бак.

После Скайлер Он – первый, с кем делюсь этой своей частью жизни. Кому открываюсь без стыда и сомнений. Кому доверяю, как себе.

Возможно, это по наивности и влюбленности, но наверняка – правильно.

И я ни капельки об этом не жалею.

– Твоя мама…

– Утонула. Почти сразу после рождения Итана.

– Прости.

– Все нормально, – слабо улыбаюсь, чтобы он не чувствовал неловкость. – Если честно, то я почти ее не помню. Какие-то отдельные моменты. И тепло, которое ощущала всегда, когда она меня обнимала. Но мы часто говорим о ней, чтобы не забывать. И чтобы Итан знал, что, несмотря ни на что, она очень сильно его любила.

– Твоему отцу, наверное, было нелегко.

– Он – мой герой, – признаюсь и знаю: другие слова ни к чему.

Будто нам они и не нужны вовсе.

В