Беспринципная (СИ) - Резник Юлия Страница 12

— Не пойму я, почему Арман Вахтангович не наймет сиделку!

— Все ведь не так плохо! Обычно мама справляется. Вот если и эта химия не подействует, тогда да, придётся что-то решать, — Седа говорит это быстро, сжато, будто боится, что её слова могут стать пророческими.

— Чур, я убираю в кухне.

Сзади слышу, как Свят и Лёнька спорят, кто будет пылесосить, а кто мыть пол. Седа в это время приносит свежий компот. Судя по запаху, из малины и мяты. Так она без слов благодарит нашу ораву за помощь. Я знаю, что бы там у нас с Арманом Вахтанговичем ни происходило, Седка для меня останется родной. Не подругой даже — кем-то гораздо более близким.

— Все будет хорошо, слышишь? — шепчу я, крепко-крепко ее обнимая.

Когда кухня блестит чистотой, а мелкие разбредаются кто куда, каждый занятый своим делом, я захожу в комнату к тёте Ануш. Она спит, но неглубоко. Щёки впали, кожа будто бы истончилась, волосы слиплись от пота. На прикроватной тумбе стоит графин с водой, лежат какие-то лекарства. Я тихо присаживаюсь рядом, беру её ладонь в свою. Она оказывается неожиданно теплой.

— Всё будет хорошо, — шепчу и ей, не уверенная, правда, что она слышит. — Мы справимся.

— Думаю, твоя мать нуждается в поддержке не меньше, — раздается за спиной злой голос Гаспаряна. Поспешно встаю, будто и впрямь сделала что-то плохое.

— От своей матери я не получила и сотой доли той любви, что мне давала тетя Ануш.

— Вот именно! — шипит Арман Вахтангович. — Поэтому…

— Арман? Ты уже приехал? Боже мой, сколько я проспала? — прерывает наш разговор мягкий голос Седкиной матери.

Глава 8

Зоя

— Так, народ, а теперь домой, — командую, вытирая насухо раковину. — Хорошего понемногу.

— Спасибо вам большое, ребят! Вы очень помогли, — вскидывается Седка.

— Если что-то надо — ты только скажи, хорошо? — обхватываю запястья подруги. Она выглядит абсолютно измученной происходящим. Если бы я только знала, как ей помочь, я бы сделала что угодно! Но мои возможности не так велики.

— Конечно. Забегай позже, да?

— Ага. На связи!

Указываю младшим на дверь. Ленька со Святом рады, что, наконец, могут заняться своими делами, а вот Алиска дом Гаспарянов покидает с нескрываемым сожалением. Ох, как же я ее понимаю! Чем больше проводишь времени здесь, тем сложнее возвращаться к собственной жизни. Хватаю сестренку за куцый хвост и шутя дергаю, чтобы мелочь взбодрилась. Та забавно пищит.

— Зоя, подожди, — глухим голосом окликает меня Гаспарян. Видимо, он только что вышел из спальни тёти Ануш. Волосы у него всклочены. Вид уставший. Я отвожу взгляд, а он приближается и взмахивает зажатой в руке папкой: — Уделишь пару минут?

— Конечно, — озираюсь на окна кухни.

— Хотел отдать твой целевой.

Я беру папку на автомате, а сама тупо не верю, что это происходит на самом деле.

— Как? Уже все готово? — не узнаю свой голос.

— Говорил же, что займусь, — пожимает плечами, будто речь идёт не о событии, которое в перспективе может перевернуть всю мою жизнь. — Скан сделал. С остальным, думаю, и сама справишься.

Я отчаянно киваю и сжимаю пальцы на папке так сильно, что тонкий пластик противно хрустит.

— Спасибо, — сиплю я. — Даже не знаю, что сказать.

— Вот и не говори ничего. Спасибо достаточно. Общагу там дают. Подробности сама выяснишь.

— Конечно. Это вообще не проблема.

Он кивает и уходит обратно в дом. А я стою, прижимая папку к тяжело вздымающейся груди. На глазах собираются слезы, оттягивают нижние веки застывшей смолой — ни туда, ни обратно.

— Зойка, ну ты идешь?! — бурчит Алиска, с интересом естествоиспытателя расковыривая пальцем комариный укус.

— Бегу, — отмираю я.

Наспех скинув обувь, влетаю на кухню, хватаю телефон, сажусь за древний ноутбук, который мне за ненадобностью отдала Седка. Он буквально на ладан дышит. Долго грузится, кошмарно тупит, но это что? Это терпимо!

Яркий полуденный свет выедает глаза, превращая картинку на экране в набор нечетких расплывающихся пятен. Бесят и пятна эти, и то, как в большой комнате орет телевизор!

— Генка, ё-мое, ты можешь сделать потише? — рявкаю я, пытаясь сосредоточиться на анкете.

— Да, пожалуйста, — бурчит брат, и звуки боевика действительно становятся тише. А потом их совсем заглушает скрип давно рассохшихся половиц: — Ты чего такая нервная? Месячные, что ли?

Закатываю глаза.

— Я документы в универ подаю. Сосредоточиться надо, ясно?

— Что ж неясного? — сощуривается Генка. Ну, вот опять!

— Только бы сервер не рухнул, — бурчу я. Утыкаюсь в экран.

Заполняю поле за полем. Скан целевого уже прикреплён. Анкета заполнена. Осталось лишь нажать на кнопку «отправить». — Ну, что ты стоишь у меня над душой?! — психую.

— Куда поступаешь хоть? Баллов хватит?

— Я на целевой. Поэтому хватит, да. Считай, что уже студентка.

Замираю на секунду и вжимаю палец в тачпад. Вот и все. Оказывается, тут нет ничего сложного! Даже странно, что настолько простое действие может полностью изменить мою жизнь. Интересно, когда придет осознание, что моя взяла?

— Целевой? — допытывается Генка.

— Ну, да. Это когда учебу оплачивает будущий работодатель, а я по окончании универа обязуюсь её отработать.

— Я знаю, что такое целевой контракт.

— Тогда чего пялишься? — злюсь… Так злюсь под его не по годам мудрым, проницательным взглядом.

— Интересно, как ты контракт выбила.

Генка чешет щеку, на которой не так давно начала пробиваться редкая белесая щетина.

— Гаспарян вписался. Седка ему на уши присела — и вот, — я подхватываюсь, беспечно взмахнув рукой. — Ты на меня так не зыркай, Ген. Сама в жизни устроюсь, и тебя подтяну, может… мелких. Я же вас не бросаю.

— Ясно.

— Ты мне не веришь, что ли?! — возмущаюсь я.

— Я о тебе волнуюсь.

Я оборачиваюсь, на этот раз глядя прямехонько в глаза брата. Тело омывает волной тепла. Почему я решила, что совершенно одна в этом мире? Вот же тот, кто всегда рядом. Тот, на кого я могу, да, пусть не во всем, но все-таки положиться. Поддавшись порыву, приближаюсь к Генке и крепко-крепко его обнимаю.

— Все будет хорошо, малой. Я знаю, что делаю.

— Большая, б***, — хмыкает тот, неловко прижимая меня сильнее.

— Ну, побольше некоторых буду. Ага…

— Так это типа все? С первого сентября свалишь? — интересуется брат, когда мы размыкаем объятья, и кивает на гудящий ноутбук.

— Может, даже раньше. Мне же еще в общаге надо будет устроиться. Ну и прибарахлиться. Город — это не наша деревня, там выглядеть надо на уровне.

— Деньги-то у тебя есть?

— А если нет? Подкинешь? — смеясь, луплю Генку в живот. Пресс у этого гада стальной. Брательник с лица спадает. — Да шучу я! — хмыкаю. — Собрала, конечно, на первое время. Целый год же к этому готовилась, что ты…

И ведь не вру. Я действительно скопила приличный запас. Но все же я надеюсь, что он останется нетронутым. И к универу меня приоденет любовник. Без заначки жить как-то стремно.

— Ну, если что — звони-пиши.

— Да я пока никуда не собираюсь! — снова хохочу я, потому что у меня просто великолепное настроение! Генка вновь закатывает глаза и возвращается к своему боевику. А я принимаюсь собираться в больницу. Складываю в рюкзак новую ночнушку, трусы, халат, нахожу сменную обувь — старые кроксы, которые потеряли былую белизну ещё при царе Горохе. Неуверенная, что больничную еду можно есть, наливаю в банку остатки вчерашнего супа и тянусь на остановку. А потом целый час трясусь в душном насквозь пропитанном бензином автобусе. К обеду, ясное дело, не поспеваю. Но ближе к трем захожу в палату матери. Выглядит она не намного лучше, чем накануне. Сердце болезненно сжимается… И ведь понимаю, что это уже не моя мать, что алкашка изменила ее личность необратимо, но сердце болит даже за эту чужую, по сути, опустившуюся женщину.