Жестокии развод - Ария Тес Страница 12

– Она моя бабушка! – восклицает дочь, но от взгляда, который я на нее бросаю, тут же затыкается.

Ее щеки вспыхивают. Мне все равно. Вот так это бывает. Тупое безразличие, и я ничего не чувствую совсем. Гусыня, наверно, правда. А не мать.

– Твоя бабушка? – зло хмыкаю и киваю, – А когда ты ей в последний раз звонила, Вероника? М? Или мне? Ты хоть раз мне позвонила? С тех пор как она умерла, прошло уже три дня.

– Я была…

– Остановлю тебя. Наверно, ты была очень занята, да?

– Да, я была занята, – заявляет она, – Чтобы успеть сделать все дела, так как мне пришлось выделить время на похороны.

– Пришлось. Выделить. Время, – пробую слова на вкус, а потом издаю смешок, – Какая трогательная забота, доченька. Могу задать вопрос?

– Какой?

– Ты знала?

В прихожей повисает пауза. Мне нужно услышать это, чтобы совесть заткнуть за пояс. Пока я имею только догадки, а с догадками каши не сваришь. Нет. Я должна знать, насколько это предательство огромное на самом деле, поэтому спрашиваю. Пусть больше для галочки.

Ответа я, кстати, не слышу. Вижу. Я его вижу по ней. Вероника может мнить себя кем угодно, но мне прекрасно известно, как она выглядит в разных ситуациях. Например, сейчас ей все-таки немного стыдно. Пусть это остаточное, на привычке…

Хмыкаю и киваю пару раз сложа руки на груди. Вполне вероятно, тогда она смеялась над Гусыней-мамой как раз с этой клевой Настенькой. А что? Они же ладят. Они подруги. У Вероники теперь много подруг, которых я не знаю…

– Понятно, – киваю еще раз, а потом холодно смотрю на нее и чеканю четко каждое слово, – Фотосессии, подписчики, твой блог. Подруги…у тебя теперь много подруг, моя хорошая. Вот и возвращайся к ним.

Вероника распахивает свои огромные глаза, которые ей достались от меня, и смотрит так, как никогда раньше не смотрела. Понимаю. Я была всегда гусыней: слишком мягкая, слишком добрая, слишком всепрощающая, но на самом деле я не совсем такая. Или такая, пока не доведут, хотя это и неважно. В любом случае я дочка своей матери, от которой мне не перепало глаз, зато перепала сила характера. Даже если я притворяюсь по большей степени.

– Зачем мы вообще ее слушаем? – вздыхает Артур, – Давайте просто…

– Просто «что», Артур? Проигнорируем старую истерику, правильно тебя понимаю?

Артур теряется на мгновение, и я тоже замечаю сконфуженность от моего напора, да и стыд. Но! Бравада важнее. Он гордо задирает нос и кивает.

– Да. Именно так. Довольна?!

– Довольна, – отвечаю тихо, – А теперь уходи. Я не хочу тебя видеть…

– И не смотри! – вспыхивает, – Я к бабушке приехал, а не к тебе!

– Тебе здесь не рады, и ты не хочешь быть здесь. Я тебя освобождаю от необходимости тратить на нас с ней хотя бы грамм твоего драгоценного времени. Иди со спокойной душой, побери цвет салона своей новой машины. Сынок.

Он тоже теряется, лупит в меня глазами, щеки покраснели…

А я ничего не чувствую.

Перевожу взгляд на Артема и вздыхаю.

– Мне бы хотелось, чтобы ты остался, Тем…

Он смотрит на меня и делает шаг вперед, но я мотаю головой.

– Только боюсь, что это невозможно. У тебя нет своего мнения, увы. Это так. Твой брат будет против, поэтому я не стану усложнять тебе моральный выбор. Поезжай вместе с ним. Пусть и дальше его мнение будет самым важным в твоей жизни.

– Мам, я…

– Не надо. Я все уже слышала, больше не хочу.

Перевожу взгляд на Толю.

– Тебе мне нечего сказать. Ты никогда не любил мою маму, да и меня тоже, судя по всему…

– Что ты несешь?… – хрипло начинает, только я действительно больше не хочу ничего слышать.

– Уходи и забирай детей. Тебе здесь нечего делать. Хотя постой…ты приехал из-за документов? Да? Так отправь их почтой или просто достань из своего чемодана. Судя по тому, как ты ловко ко всему готовишься заранее, их ты тоже взял с собой.

Анатолий Петрович молчит. Серьезно? Издаю смешок.

– Серьезно, ты взял их с собой? Потрясающе. Ладно. Давай сюда, я подпишу и отправлю в Москву. И хватит этого цирка. Тебе здесь не рады.

Надеваю шляпку, опускаю вуаль. Так я ставлю точку. И несмотря на весь мой вид, это больно, но каждый в этом мире ставит свои приоритеты. Я раньше всегда их выводила в абсолют, и это было неправильным решением. Все, что я делала раньше – было неправильно. Теперь попробуем по-другому. Я вспоминаю о себе и маме, и на первом месте теперь я и мама. Может быть, это ничего не изменит, но мне уже точно полегчало.

Вот так.

Визуал

Галя

?

Толя

?

Вероника

?

Артур

?

Артем

?

7. Копейка за пучок Галя

Тетя не задала мне ни одного вопроса, когда мы остались одни. В машине, когда за нами все-таки приехал водитель. По дороге на кладбище. Там.

Ни одного вопроса.

А я смотрела, как мою маму погружают в землю…

Красивый гроб из красного дуба медленно опускался в вырытую, глубокую яму. Светило солнце, играясь на нем красивыми всполохами. Забавно сложилось, и я сначала не поняла. Когда мы приехали в похоронное бюро и смотрели каталоги, которые нам предложили, меня буквально сердце потянуло именно к этому гробу. Он красивый, прочный, стильные. Она бы непременно оценила размах. Наверно, назвала бы его каким-нибудь троном в мире загробной моды, и сказала, что в нем по-любому бы хоронили королеву.

В нем и хоронили королеву, а до меня только сейчас дошло, что красное дерево все-таки действительно означает прочность союза и преодоление всех препятствий на пути. Просто кто сказал, что это обязательно должен быть союз между мужчиной и женщиной? В нем нет ничего крепкого, как показала практика. А вот связь между ребенком и матерью? Она нерушима. Это тоже забавно, согласитесь. Размышлять в подобном ключе, когда у меня в жизни складывается иначе, но как я могу думать по-другому? Если чувствую, что внутри меня что-то