Эмили Гиффин - Детонепробиваемая Страница 11

– Я люблю тебя, Клаудия. Сладких снов.

– И тебе, – говорю я, чувствуя, как засыпаю.

И тут Бен подкатывается ко мне и заявляет:

– Клаудия, если у нас родится ребенок, обещаю, что ты будешь первой женщиной в мировой истории, которая не лишится и секунды сна.

Бену вообще несвойственно разговаривать после секса, поэтому я возмущена еще и тем, что он изменил типичному мужскому поведению, чтобы высказать этот перл. Чувствуя, как напрягаются все мышцы, я позволяю прорваться раздражению:

– Ради Бога, Бен. Речь же не о щенке.

– И что бы это значило?

– Ты ведешь себя так, будто обязуешься выгуливать среди ночи долбаного бигля! А мы о ребенке говорим!

– Знаю, – произносит Бен.

– О ребенке, который полностью изменит мою жизнь. Нашу жизнь.

– Знаю, – повторяет Бен. – Но наша жизнь изменится к лучшему. Обещаю.

– Ты не можешь обещать ничего подобного, – возражаю я. – Это абсурдное, нелепое обещание. Ты совсем не знаешь, как все обернется после рождения ребенка. Кроме того, помимо любви ко сну у меня есть множество других причин не хотеть детей.

– Допустим. Например, каких? – интересуется Бен.

– Мы уже их обсуждали, – закругляюсь я, не желая толочь воду в ступе и снова обсасывать очевидные вещи. – И не раз.

Но он настаивает, и я начинаю с лежащей на поверхности легковесной причины. Говорю, что не хочу ходить беременной.

– Женщины в положении прекрасны, – парирует Бен. Я закатываю глаза. – И к тому же ты будешь беременной всего девять месяцев. Короткий сигнал на радаре жизни.

– Легко тебе говорить. Я не хочу ни с кем делить свое тело, и неважно, на сколь короткое время. И мне нравится заниматься спортом, – припечатываю я. Хотя эта причина звучит неубедительно, особенно в свете того, что я уже много недель в спортзал и не заглядывала.

– Ты же знаешь, что спортом можно заниматься и беременной, – возражает он.

– Ага, конечно. Видела я этих слоних, у которых начинаются роды во время быстрой ходьбы по беговой дорожке. Они выглядят убого. И я подумываю пробежать Нью-Йоркский марафон. Может, в следующем году пробегу. Эту мечту я давно хотела осуществить, – говорю я, и в теории все так и есть. Пробежать марафон – одна из моих жизненных целей. Но пока я ни разу не бегала дальше, чем на шесть километров. От природы я не слишком атлетична, в отличие от Бена, который регулярно бегает и плавает. Но когда я вижу пенсионеров и инвалидов, каждый год пересекающих финишную черту, мне кажется, что я тоже смогу это сделать. Когда-нибудь.

– Что ж, мы можем усыновить ребенка, – предлагает Бен.

– Да не в этом дело, ты и сам прекрасно понимаешь. Беременность – это меньшее из зол.

– Ладно, – кивает Бен. – Так нам же необязательно рожать прямо сейчас. То есть ничто не мешает подождать несколько лет и только потом этим озаботиться. Мне не требуется ребенок немедленно. Я просто хочу от тебя услышать, что ты открыта для этой идеи.

Я вижу лазейку, и меня так и подмывает купить себе какое-то время. Сначала «думать» годами, а потом сказать, что не пью таблетки. Так дотянуть до сорока и надеяться на бесплодие. То есть решить проблему естественным путем. Но мне претит нечестность. Ложь неминуемо разрушает отношения. Поэтому я говорю ему правду – что не передумаю.

Похоже, Бен пропускает мои слова мимо ушей и спрашивает о других причинах.

Я подыгрываю:

– Что ж, продолжим. Мне нравится жить в городе.

Он садится в постели со словами:

– Мы можем жить в городе и с ребенком.

Я восхищаюсь линией его плеч, но не поддаюсь:

– Это непросто. Потребуется квартира побольше, а мы вряд ли можем себе это позволить.

– Ну, а у тебя никогда не возникает такого чувства, что вроде как надоело жить на Манхэттене? Все же мы оба выросли в пригороде. Неужели тебя не манит вернуться к истокам? Снова иметь двор? Деревья, белок и немного покоя и тишины?

– Хм, теперь ты несешь полный бред, – говорю я. – Отлично знаешь: нам нравится жизнь в городе.

– Знаю, но…

– Я не хочу переезжать, – противлюсь я крамольной идее, впадая в панику при одной лишь мысли, что такое возможно. Сразу же всплывают образы вместительных «вольво», собраний родительско-учительской ассоциации, видеокамер на футбольных играх и семейных ужинов в «Оливковой роще». Теперь сижу и я. – Я не согласна переезжать в пригород.

– Ладно, – кивает Бен. – Можем жить с ребенком и на Манхэттене. Все вокруг так живут. Просто найдем квартиру побольше и поднапряжемся на работе. Так что эта причина не особо существенна. Назови еще одну.

Я громко вздыхаю и говорю:

– Получи. Моя карьера.

Тяжелую артиллерию я оставила напоследок. Я слишком, слишком тяжело работала, чтобы рискнуть всем достигнутым ради детей. Много раз видела, как это происходит даже с теми редакторами, которые стремятся и дальше двигаться вверх по карьерной лестнице. Им приходится пораньше уходить с работы, они уже не могут пожертвовать ради дела выходными и неизбежно теряют хватку и алчность. Перестают расти. Не знаю, что тому причиной – смена приоритетов или просто отсутствие сил со всем управляться. И не хочу знать, и ни под каким видом не желаю пополнять ряды очевидно несчастных работающих матерей, которые из кожи вон лезут, чтобы повсюду успевать, а в итоге разочаровываются, хронически устают и терзаются чувством вины.

– А что с твоей карьерой? – с невинным видом спрашивает Бен.

– Ребенок на нее повлияет не в лучшую сторону.

– Я же говорил, что какое-то время готов посидеть дома. Или можем нанять няню. Тебе необязательно увольняться. Даже необязательно переходить на частичную занятость. В мире множество работающих мам. Можешь спокойно заниматься и тем и другим.

– Но я не хочу, как ты не понимаешь? Заниматься и тем и другим означает толком не справляться ни с чем.

– Но из тебя получится чудесная мамочка, Клаудия.

– Я не хочу быть мамочкой, – говорю я настолько убедительно, насколько могу. – Прости, если кажусь тебе эгоистичной. Но, по моему мнению, гораздо более эгоистично рожать ребенка, не будучи всецело преданным этой идее. И я не вписываюсь в этот твой план, Бен.

– Не сейчас? – спрашивает он, снова откидываясь на подушки.

– Не сейчас, – отвечаю я. – И никогда.

Бен сверлит меня ледяным взглядом. Затем качает головой, откатывается от меня и бормочет в подушку:

– Ладно, Клаудия. Думаю, теперь мне все ясно.

        * * * * *

Следующим утром мы собираемся на работу молча. Бен уходит первым, не поцеловав меня на прощание. Затем весь день не отвечает на мои сообщения. Я так расстроена, что отменяю важный обед с известным литературным агентом, а потом по телефону накидываюсь на одного из самых обязательных и пунктуальных авторов за задержку сдачи рукописи.