Его Мишень - Евсения Медведева Страница 10

– Ну, вы даёте, – пацан лет пятнадцати сначала пробежал мимо меня, а потом развернулся, осматривая «Эверест» на тележке. – Как попрёте?

– Своих не бросаем, – я улыбнулась и схватилась за ручки.

– Это же вы тогда нас спасли от дворника? – пацан насупился, очевидно вспоминая, как бдительный дворник разгонял пацанов с футбольного поля, потому что они не живут в нашем ЖК. – Давайте сюда, поможем… Пацаны, налетай…

Так я в веселой компании подростков пошла к дому налегке, слушая их шутки. Они шли медленно, не торопилась и я, внимательно рассматривая озорной блеск глаз и неподдельное счастье. Наверное, вот оно, настоящее, жгучее и ничем незамутненное… пока чувство. Им легко, весело, хочется проживать этот день до последней капли, а после с нетерпением ждать следующего.

Парни загрузили мои покупки в лифт, за что были вознаграждены тремя пачками чипсов, что каким-то образом очутились в моих пакетах, и удрали на площадку.

Таскала пакеты по длинному коридору этажа и все думала и думала над дурацким вопросом моего загадочного незнакомца. А что я люблю?

Я просто люблю слушать по утрам голос мужа. И все? Давай, Сеня… Напрягись. Так не бывает, ты должна же хоть что-то любить! Но как бы я ни мучилась, все мои мысли вновь и вновь возвращались к старому телефону, что хранил бесценное воспоминание счастья.

А когда, распихав продукты по полкам, я с дрожью в пальцах распахнула ноут, окончательно пришла к выводу, что знаю сотни дел, чем когда-то любила заниматься, но только одно, что приносит удовольствие в настоящем. Будто вся моя жизнь осталась там, за шлагбаумом прошлого. Она пылится в старом облупившемся, местами проржавевшем грузовичке, но добраться до неё нет ни единого шанса, потому что бдительный дворник дядя Петя прогонит любого, у кого нет пропуска в мою серую и абсолютно пустую жизнь.

Ментор: «Ты подумала?»

Мишель: «Подумала.»

Ментор: «И?»

Мишель: «Я люблю слушать голос своего мужа. После него осталось лишь десять голосовых сообщений, но именно они дают мне силы просыпаться, зная, что вновь услышу его.»

Ментор: «Ещё.»

Я готова была взорваться от негодования! Откуда в нем столько черствости, жестокости, что чувствуется даже через расстояние? В коротком сообщении, что я отправила этому долбаному Ментору уместилось больше информации и душевной боли, чем получали мои друзья и близкие порою за год! А он просто требует ЕЩЁ?

Я со злостью брякнула крышкой и вылетела на балкон, сама не понимая, каким образом взмахнула на перила балкона. Взвизгнула и дыхание затаила от своего импульсивного поступка. Нависала над двором, вдыхала свежий вечерний воздух и ощущала привычное жжение в глазах. Я так хотела вновь ощутить спасительную влагу, что уносила всю боль, что осталась навечно в моем теле. Но было сухо. Не было больше слез. А что было? Это «БЫЛО» прозвучало, как выстрел в голове… Всё в моём существовании приобрело прошедшее время… Лишь я остаюсь в реальности, опасно свисая с балкона. Но стоит лишь немного качнуться, и все свершится. Я тоже стану этим «было». Руки крепче обхватили перила, а в груди задрожал спасительный страх… Я медленно соскользнула с металлического ограждения, сделала пару шагов вглубь квартиры и вернулась в кухню. Наполнила бокал, закурила и почему-то снова открыла лэптоп.

Ментор: «Я жду.»

Мишель: «Откуда в тебе столько жестокости?»

Ментор: «Во мне?»

Мишель: «Да!»

Ментор: «Нет, Мишель. Если кто и жесток из нас, то это ты. Только ты так не считаешь, а знаешь, почему?»

Мишель: «Почему?»

Ментор: «Потому что жестокостью принято называть отношение к другим. Если мужчина бросает жену, или когда оставляют младенцев в коробке у мусорного контейнера… А к себе это применимо? Мишель, как думаешь, ты жестока к себе?»

Мишель: «Что ты имеешь в виду?»

Ментор: «Я думаю, что твоего мужа уже нет несколько лет. Твоё тело давно не ощущало его спасительных объятий, упоительных поцелуев, а слух не обласкан живительными комплиментами, но ты не хочешь допустить и мысли, что имеешь право жить дальше. Хоть ты физически ещё жива, но давно прекратила барахтаться, перевернувшись на спину, и, как дохлая рыба, всплыла брюшком к небу. Обидно? Да. Но зато правда. А сообщником твоего самоубийства является близкое окружение. Ты знала, что по статистике большинство из родственников суицидников догадывалось о замысле несчастных? Твои близкие слишком тебя любят, чтобы сказать это в лицо, а ещё им страшно произнести это вслух, потому что кажется, если промолчать и сделать вид, что ничего не происходит, то это и правда не произойдёт. А тем самым они убивают тебя. Убивают, Мишель… У-БИ-ВА-ЮТ! А мне все равно на твои растрепанные, израненные чувства, потому что мертвой душе уже не сделать больно. А твоя душа уже мертвая, Мишель… Сухо там… Не удивлюсь, что слез не осталось, а улыбаешься ты реже, чем радугу видишь.»

Мишель: «Ты придурок!»

Отправила и заорала во всё горло! В диалоге можно заткнуть собеседника, потребовать замолчать, но здесь… Эти чёртовы буквы всё равно сложатся в предложение на моём экране, как бы я не выла от боли. Он не увидит меня, не услышит и не сможет пожалеть, как делают родные… Ему всё равно! Каждое его слово нож в груди проворачивает, делает паузу и начинает заново! Даже через экран чувствовала холод, исходящий от этого мужчины. Он не знает жалости, сострадания, а чувство такта к чужой утрате и вовсе ему не знакомо! И вообще, зачем я всё это слушаю? Ведь можно просто захлопнуть бук и пойти в спальню. Но нет! Я выбираю сидеть тут, наслаждаясь тем, как меня медленно жарят на раскалённой сковороде правды. Честно… Но как же больно! Он думает, что я не понимаю? Понимаю… Но, если это мой осознанный выбор? Если меня все устраивает?

Ментор: «Да, это правда. Но зато честно, Мишель. И вот теперь у меня вопрос… Ты здесь для чего? Ведь ты сама зарегистрировалась на этом сайте. И не говори, что ты просто искала ёб*ря на пару ночей, всё равно не поверю. Раненая душа никогда не подпустит к своему телу… Для чего ты сейчас смиренно читаешь то, от чего дышать больно, а ведь в любой момент можешь прекратить диалог. Так, для чего?»

Он ждал ответа минуту… Две… Десять… Но я не могла! В мыслях было пусто, лишь вялые попытки