Шум дождя - Тори Ру

Annotation

Варе шестнадцать, но она вынуждена круто изменить свою жизнь.

Впереди — переезд в другой город, новые друзья, первая любовь и горькие разочарования.

А еще — ожившие городские легенды, мистические совпадения и загадочный незнакомец, который всегда приходит на помощь.

Мечты, откровения и признания под шум летнего дождя.

Шум дождя

Тори Ру

1

— Варвара, поторапливайся! — бодро командует отец, проходя мимо запертой двери, но я как можно медленнее застегиваю сумку и из чувства протеста не откликаюсь.

Папа редко обращается ко мне полным именем, и оно вызывает во мне граничащий с оторопью диссонанс. В воображении тут же рисуется статная и румяная русоволосая красавица, умеющая постоять за себя, а не мелкое, до прозрачности худое существо с вечно испуганными синими глазами и черным коротким каре, запрятанное в складках свободных худи, свитеров и мешковатых штанов. А я именно такой и являюсь.

Временами я разбавляю черноту на голове цветными прядями, закалываю их невидимками с черепами и цветочками и меняю джинсы на юбочки, но неизменно предпочитаю, чтобы меня звали просто Варя. Ну, или… вообще никак не звали.

Не дождавшись ответа, папа настойчиво стучит в дверь. Его энтузиазм напрягает, но стадии торга и депрессии уже прошли. Что плохого в том, что мой одинокий родитель желает поскорее воссоединиться со своей любовью Анной и начать новую жизнь?.. Это я вовсе не уверена, что готова покончить со старой.

Опускаюсь на пол, упираюсь затылком в стену и долго рассматриваю пустые полки моих стеллажей. Вещи и книги, населявшие их, уже на подъезде к другому городу, и встречусь я с ними в квартире, которую папа и Анна, поднатужившись, совместно приобрели для всех нас.

Тоска до боли стискивает грудь, я зажмуриваюсь и тихонько дышу ртом.

Здесь остаются лишь мои старые рисунки, приклеенные скотчем к оранжевым обоям, люстра с разноцветной подсветкой и россыпь золотистых зерен на подоконнике. Прямо под раскрытой форточкой, в которую я два часа назад выпустила своего любимчика и лучшего друга — белого голубя Васю.

Память о прикосновении к его хрупкому теплому тельцу и мягким перьям до сих пор согревает руки, и я беззвучно реву. Но Анна когда-то едва не умерла от орнитоза и страшно боится подхватить его снова, а у ее дочки Лизы сильнейшая аллергия на птиц.

— Варь, время! Надо выехать засветло! — голос отца приобретает стальной оттенок, и я отзываюсь:

— Иду я, пап…

Я беру себя в руки, дергаю за «собачку» на молнии, поднимаюсь и отряхиваю джинсы. В течение полугода мы с папой обстоятельно взвешивали все за и против, прислушивались к пожеланиям друг друга, и теперь я не имею права его подвести.

Да и опасаться мне нечего: на каникулах я несколько раз бывала в том городе, и он мало отличается от нашего, Анна — веселая, увлеченная и эксцентричная дама, а вечно мрачная Лиза, хоть и не в восторге от прирастания семьи «всяким детским садом» в моем лице, тоже быстро покорилась воле родителей.

Узрев меня в прихожей, папа нервно улыбается, о чем-то вдруг припоминает и в десятый раз обегает наше опустевшее жилище. Плотнее закрывает форточки, проверяет краны на батареях, зашторивает окна и, наконец, удовлетворенно выдыхает. Теперь тут надолго поселятся квартиранты.

— Ну, все, Юша. Поехали! — он треплет жесткие волосы на моей макушке, отбирает у меня сумку, терпеливо ждет, пока я втисну ноги в потертые кеды, и легонько подталкивает меня к выходу.

2

Юша. Так звала меня любимая бабушка, потому что в детстве я не выговаривала сложное и заковыристое «Варюша». А папа использует это имя, когда нужно меня умаслить или поддержать.

— Пап, все правда нормально! — зачем-то заверяю я, и он быстро кивает. Забрасывает мою сумку в багажник старенькой иномарки, открывает передо мной правую заднюю дверцу, и я ныряю в уютный салон.

Нашей машине много лет, но она проворно скользит по раскаленному полотну дороги и лихо обгоняет тихоходные автобусы. Папа врубает кондиционер, прибавляет громкость радио, весьма стройно подпевает Стингу и задорно подмигивает мне в зеркальце.

Но я не присоединяюсь и отворачиваюсь к окну.

Оживленные городские улицы сменяются одноэтажными домиками садового товарищества, пустырем и заброшенными дачами, а после них до самого горизонта стелются нежно-зеленые поля, накрытые куполом насыщенно-синего неба.

Я вижу едва заметную белую точку, парящую в вышине, и воспоминания о Васе снова режут по живому.

«Лети, малыш! Далеко-далеко… И… прости меня, ладно?»

Сколько себя помню, меня точит тоска по чему-то нездешнему, светлому, свободному и трепетно-прекрасному. Она не делает меня грустнее и несчастнее, просто живет во мне, сопровождая каждую мысль и каждый шаг. А еще я с детства помешана на белых голубях, и раньше постоянно их рисовала. Моя зацикленность по-настоящему пугала папу, и я, пожалев его, оставила рисунки в старой квартире.

Даже хорошо, что теперь я не могу нормально удерживать кисть и карандаш.

Папа тормозит у заправки и идет в павильон, но вскоре возвращается с двумя стаканчиками кофе и парой горячих хот-догов.

С подозрением кошусь на промасленную бумагу и подумываю отказаться, но папа глядит так умоляюще, что я забираю свою порцию, откусываю щедрый кусок от булки и мгновенно понимаю, что зверски голодна.

— Спасибо! Это божественно! — чавкая и давясь, приговариваю я. На папины глаза наворачиваются слезы умиления.

— Только, к сожалению, это ужасно вредно, Варь. Ничего, скоро начнем питаться не только вкусно, но и полезно.

Он опять выруливает на шоссе и теперь подпевает Кори Тейлору, а я наслаждаюсь терпким, густым, обжигающим кофе. Вообще-то, папа тоже мой друг — он спокойный, веселый и добрый, и режим душного родителя никогда не включает. Сегодня утром он вместе со мной плакал в голос и уверял, что Вася обязательно найдет свою голубятню, из которой когда-то улетел.

Я вздыхаю: папа прав. Вася давно бы в нее вернулся, если бы не попал в лапы к кошке и не был мною спасен. Умение вовремя отпустить — полезный навык.

Тогда отчего же мне все еще горько, и щиплет веки?..

Мой папа — вообще уникум. Начнем с того, что ему всего тридцать три. В школе он был круглым отличником и до беспамятства любил мою маму — первую красавицу и заядлую тусовщицу. Она отвечала взаимностью, но любовная лодка