Нарисованные шрамы - Нева Алтай Страница 9

– Я буду внизу через двадцать минут, – говорит Роман в трубку, кладет телефон на стол и продолжает есть.

Мы едим в тишине. Единственный звук – от столовых приборов, и он странным образом… домашний. Я жду, что Роман будет спрашивать об этом утре, но он не заговаривает о нем, и я испытываю облегчение.

– Я отправлял Валентину забрать некоторые твои вещи, – выдает он наконец. – Они в сумке в гостиной.

– Супер. – Я хватаю помидор черри с тарелки и закидываю его в рот.

Роман откидывается назад и, скрестив на груди руки, смотрит на меня в течение нескольких секунд. Я пытаюсь концентрироваться на еде, а не на его мускулистых руках, которые растягивают материал его рубашки. Я с треском проваливаюсь.

Он наклоняет голову и смотрит на меня прищурившись.

– Знаешь, мне кажется очень интересным то, что ты справляешься с этой ситуацией намного лучше, чем я ожидал.

– Какой ситуацией? – Я кладу в тарелку еще листьев салата и помидоров черри.

– Этой. То, что тебя шантажом заставляют выйти замуж за такого, как я. И тебе приходится ставить жизнь на паузу на шесть месяцев. Я думал, ты будешь настороженной. Будешь сопротивляться. Бояться. Ты кажешься… неестественно беззаботной.

– Ты думаешь, что я психически неуравновешенная? – Я беру лист салата, оборачиваю его вокруг черри и окунаю в майонез, в то время как Роман оглядывает меня с интересом.

– А ты такая? – спрашивает он. – Психически неуравновешенная?

– Конечно нет. Я – воплощение психической стабильности. Спроси любого. – Я указываю пальцем на салатно-томатно-майонезный шарик. – Хочешь?

Судя по выражению лица, Роману не до шуток. Я вздыхаю и смотрю ему прямо в глаза.

– Да, мне эта ситуация кажется тревожной, но чтоесть, то есть. Имею ли я в ней право голоса? Нет. Могу ли я что-то поменять? Снова нет. Буду ли я сопротивляться или нет, результат будет тот же. Я все вижу так: лучше просто принять эту хрень и жить с ней.

– Ты немного чокнутая. Ты ведь это знаешь?

– Жизнь – вещь сумасшедшая. Приходится ее принимать. – Я пожимаю плечами и указываю головой на костыли, прислоненные к столу рядом с ним. – Зачем инвалидное кресло, если ты можешь ходить?

– Я бы скорее назвал это «волочить ноги». Мне все еще трудно проводить целый день на костылях. Я планирую в какой-то момент отказаться от инвалидного кресла, но до тех пор, пока невозможно обходиться без него целый день, я не хочу, чтобы кто-то знал.

– Почему?

– У меня есть на то свои причины. В курсе только Максим, Варя и мой физиотерапевт. И теперь ты. Я хочу, чтобы так и было, Нина.

– Никто не застал тебя на ногах? Горничная? Кто-то, кто пришел в твою комнату без приглашения?

– Только у Вари есть разрешение сюда входить. Она занимается уборкой. Все остальные знают, что надо держаться подальше от моей комнаты, только если их специально не пригласят.

– И что бы случилось, если бы кто-то тебя застал? Это бы стало проблемой?

– Вовсе нет. Потому что я бы убил его на месте.

Поначалу я думаю, что он шутит, но затем Роман смотрит на меня, и в его глазах ясно видно: он крайне серьезен.

– Вы страшный человек, мистер Петров.

– Это входит в служебные обязанности, Нина, – говорит он. – Есть лишь три вещи, которые люди понимают в моем мире: верность, деньги и смерть. Помни это. – Он тянется за костылями. – Мне нужно обсудить кое-что с Максимом. Вернусь через час.

Я быстро встаю, делаю глубокий вдох и приказываю ногам не двигаться с места. Ни в коем случае не позволю этому утреннему эпизоду повториться. Он не Брайан. Я не дам необоснованному страху управлять мной.

Роман ставит костыли по обе стороны от себя и выпрямляется передо мной. Боже мой, он огромен. Сердце бьется чаще, но у меня получается не дрогнуть. Я могу с этим справиться. Я буду жить с ним шесть месяцев, поэтому мне нужно собраться. Очень медленно я поднимаю голову и смотрю ему в глаза не моргая. Но, конечно же, слежу за тем, чтобы мои дрожащие руки были спрятаны за спиной.

– Интересно, чем тебя кормили, когда ты был маленьким? – говорю я и даже умудряюсь изобразить небольшую ухмылку.

Он просто смотрит на меня несколько секунд, а затем протягивает руку и проводит большим пальцем по щеке.

– Ты исключительная актриса, малыш.

Его рука исчезает с моей щеки, и он медленно направляется к себе в спальню. Интересно, что он имел в виду?

Глава 5

Роман

Я тупо смотрю на Максима, который стоит передмоим письменным столом со скрещенными на груди руками, и гадаю над тем, откуда он ни с того ни с сего берет свои глупые идеи.

– Нет, – говорю я.

– Почему? Это отличная возможность. Она может сказать, что просто потерялась или что исследует дом.

– Потому что, во-первых, скорее всего, она никогда в жизни не видела подслушивающее устройство и не знает, как и где его установить. И во-вторых, никто не поверит, что она просто случайно забрела в комнату Леонида или в его кабинет. Мы не знаем, кто еще замешан. Это мог быть кто-то из персонала или один из охранников. Я не хочу, чтобы она предупредила Леонида или его сообщника раньше, чем нужно.

– Ты уверен, что это был Леонид?

– Определенно.

– Давай тогда просто сразу схватим его. Скажи Михаилу заняться им. К утру он запоет, как птичка.

– А если это был не он? – спрашиваю я. – Ты вообще представляешь, как бы это повлияло на боевой дух и доверие моих людей, если бы я подверг пытке одного из своих без доказательств только для того, чтобы выяснить, что он невиновен?

– Ну, тогда мы зашли в тупик, Роман. – Он снимает очки и вздыхает. – Я слушал записи месяцами и не нашел ничего, кроме обычных сплетен. Ты знал, что Костя спит и с Валентиной, и с Ольгой?

– Мне совершенно наплевать, кто с кем спит. В каких комнатах ты уже поставил «жучки»?

– В библиотеке, гостиной, столовой, в обеих ванных внизу, в подвале и еще в оружейной. Варя поставила за меня «жучки» на кухне и в кладовке. Все.

– В машинах?

– Во всех, кроме машин Леонида, Михаила и Сергея.

– Не нужно прослушивать машину Сергея. Если бы он был тем, кто заложил ту бомбу, я был бы мертв. Возможно, вместе со всем чертовым кварталом. Это и не Михаил. – Я постукиваю пальцем по столу, размышляя. – Скажи Валентине поставить «жучок» в комнате Леонида и в его кабинете.

– Валентине?

– Почему нет? Ей можно доверять.

Он мотает головой.

– Ну, скажем так. Прошлой ночью Нина сидела у тебя на коленях, с растрепанными волосами, босая, обхватывая рукой твою шею, в то время как ты ощупывал ее ногу под платьем. Твоя рубашка была расстегнута, и ты целовал ее как одержимый, – говорит Максим и смотрит на меня, подняв брови. – Весь персонал узнал обо всех деталях в тот момент, когда Валентина бросилась обратно на кухню, так же как и ее вывод о том, что вы двое – родственные души и скоро у вас будут красивые детки. Она верная, но язык у нее длиной в милю. Ни за что она не сможет держать рот на замке, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

– Зашибись. – Я делаю глубокий вдох и смотрю в потолок. – Есть ли в этом доме кто-то, кто хотя бы немного в здравом уме?

– Мы должны попросить Нину сделать это. Персонал и парни пока не встречали ее, и, если ты дашь ей указания притворяться хихикающей простодушной дурочкой, никто не будет обращать внимания на то, что она делает.

– Я бы никогда не женился на «хихикающей простодушной дурочке», Максим. Все это знают.

– Конечно, женился бы. Ты одержимый мужчина, помнишь?

Я закрываю глаза и мотаю головой в раздражении. Когда-нибудь придушу Валентину.

– Тогда решено. – Максим расправляет куртку, надевает очки и поворачивается, чтобы уйти. – Дай мне знать, когда ты хочешь, чтобы я пришел и объяснил все Нине.

* * *

Когда я возвращаюсь в свои апартаменты в восточном крыле, то нигде не нахожу Нину: ни на кухне, ни в гостиной, поэтому направляюсь в ее спальню, которая также оказывается пустой. На секунду я предполагаю, что она