Мы упадем первым снегом - Айла Даде Страница 87

Как можно хотеть человека настолько сильно, чтобы секс вызывал такие ощущения? Как чувства становятся настолько сильными, настолько захватывающими, что кажется, будто ты вот-вот лопнешь от счастья?

Так бывает, когда любишь. По-настоящему любишь. Раньше я этого не знал, но теперь понимаю. И Пейсли тоже.

Я целую ее, держу ее лицо, смотрю на нее, смотрю в эти большие голубые глаза, которые понимают меня больше, чем я сам. Я прижимаюсь лбом к ее лбу. Она дышит быстро. Неровно.

– Все хорошо? – шепчу я.

Ее хватка на моих бедрах усиливается. Она закрывает глаза. Я чувствую, как ее ресницы касаются моей кожи. Она кивает мне в лоб, улыбается мне в губы.

Я целую ее, целую ее всю, в шею, в ухо, в рот, глажу ее мягкую грудь, наслаждаясь тем, как я влияю на нее. Пейсли прижимается ко мне, обхватывая мое тело ногами, и от этого все становится теснее, жестче, быстрее. Я отбрасываю всякий самоконтроль и позволяю чувствам руководить мной, возвращая ей все то желание, которое она мне дарит. Ее тело напрягается, она вдавливает пятки в матрас, задерживает дыхание. Я не могу это описать, не могу в это поверить – ощущения в этот момент настолько мучительно прекрасные, что это почти невыносимо. Мы движемся, движемся к чему-то большему, что мы никогда не считали возможным, больше всего того, что нам доводилось испытывать. Она и я, я и она, вместе здесь, вместе сейчас, пока нам не становится трудно дышать, пока мы не забываем, как дышать, и не задыхаемся снова.

Мы вцепляемся друг в друга и отпускаем, мое сердце бьется о грудную клетку, словно хочет прорваться к ней.

Я опускаюсь на нее и тяжело дышу. Наши раскаленные тела взмокли от пота. Проходит целая вечность, прежде чем голова перестает кружиться, и я скатываюсь с нее. Я переплетаю свои пальцы с ее пальцами и целую какое-то место под ее растрепанными волосами.

– Мне бы так хотелось, чтобы ты знала, что я сейчас ощущаю, – говорю я.

Она поворачивает голову ко мне:

– Я чувствую то же самое.

– Это вряд ли.

Она смеется.

– Спорим? – а затем говорит: – Я потею, а пот холодный. Я сейчас простужусь.

– Ого, – говорю я. – Ты такая романтичная.

– Мой страх перед гриппом сильнее, чем страх испортить романтический момент после секса.

Я со смехом прижимаюсь лицом к ее шее.

– Если я дам тебе свой джемпер, мы продолжим обниматься?

– Да.

Я отстраняюсь от нее и выпускаю из своих объятий:

– В комоде. В последнем ящике.

Пейсли сползает с кровати. Ее босые ноги бегут по паркетному полу через всю комнату. Я закрываю глаза и жду. Слышу, как она открывает ящик. И слышу, как она задерживает дыхание. Я гадаю, почему, но вдруг слышу другой шум. Звон стекла.

Я резко сажусь в постели. Я хочу сделать что-нибудь, что угодно, лишь бы избежать этого момента, но уже слишком поздно.

Пейсли оборачивается. Она смотрит на меня, и в ее взгляде не осталось ничего, абсолютно ничего от былого блаженства.

В ее чертах отражается полнейший ужас.

Порох, который питает твоих чудовищ

Пейсли

– Ты ведь не всерьез, да? – стеклянные ампулы тяжело лежат в моей руке. Они почти ничего не весят, но такое ощущение, что они пытаются придавить меня. – Пожалуйста, Нокс, скажи мне, что ты не настолько глуп. Это просто не может быть правдой.

Нокс не двигается. Он сидит прямо в постели, одеяло спуталось в клубок на его ногах, а сам он смотрит на меня с открытым ртом.

Я снова заглядываю в ящик, роюсь в его носках и трусах и поражаюсь тому, как там много ампул и шприцов.

– Ты сумасшедший. Абсолютно сумасшедший, – я подношу ампулы в руке к носу, как будто не знаю, что это такое. – Тестостерон. Андростендион. Ты с ума сошел, Нокс? Ты с ума сошел?

Мой резкий голос, кажется, выводит его из оцепенения. Нокс спрыгивает с кровати и натягивает спортивные штаны. Затем, тяжело ступая по деревянному полу, он выхватывает допинг из моей руки и бросает его обратно в ящик. Стук захлопнувшегося ящика отражается от стен еще несколько секунд.

– Это не твое дело, – говорит он.

Я смеюсь:

– Ты что, серьезно? Серьезно? Что я должна сказать? «Как хорошо, Нокс, что ты добился успеха незаконным путем»? «Как хорошо, что ты экспериментируешь со своим здоровьем»?

– Я добился успеха, потому что я талантливый.

– И потому что ты выносливее остальных.

Нокс фыркает:

– Это чушь, Пейсли. Можно подумать, что остальные не употребляют допинг. Люди не всегда играют по правилам, когда хотят победить. Так устроена жизнь.

– Так устроена твоя жизнь, – поправляю я. – Сноубордисты не принимают допинг, Нокс. Тебе кто-нибудь говорил, что принимает эту дрянь? – ответ написан у него на лице. – Нет. Никто. А почему? Потому что остальные не настолько глупы, чтобы так поступать со своим телом. Сноубордисты должны быть в гармонии с телом и духом, им нужна полная концентрация на своих движениях. Мышцы, возможно, дают тебе силу, но эти вещества тебя ослабляют. Одно неверное движение на трубе, один сбой в работе тела – и вся твоя карьера будет погублена. И себя самого ты тоже погубишь.

Он стискивает челюсти. Сначала я думаю, что он не ответит, но тут его ноздри раздуваются, и он открывает рот:

– Папа хочет, чтобы я был лучшим.

«Папа хочет, папа хочет, папа хочет…»

– Ну, а ты чего хочешь, Нокс? Неужели ты в самом деле собираешься так калечить свой организм, рискуя стать бесплодным, перенести сердечный приступ или что-то еще, лишь бы твой папа был доволен?

– Ты не понимаешь, Пейсли. Я не могу иначе.

– Ну, конечно, я не понимаю. Не понимаю, почему ты такой беспросветно тупой! – при каждом слове я толкаю его в грудь, но Нокс не сдвигается с места. Я вся горю, настолько во мне много гнева. – Но я совершенно уверена, что твой папа не хочет, чтобы ты сидел на допинге!

– Ему все равно, главное, чтобы я побеждал.

– Конечно, убеждай себя и дальше. Продолжай находить новые отговорки, почему ты не можешь отказаться от своей жизни суперзвезды, хотя на самом деле она тебе не нужна. Но,