Вкус Парижа - Виктория Браунли Страница 38

С любовью, Билли хх

Подарок Билли много значил для меня и ободрял, хотя ее намек на Сержа походил на взгляд на жизнь сквозь дырки в ломтике швейцарского сыра. Тем не менее я невольно улыбнулась. За эти два дня Билли сказала о Серже столько хорошего, сколько никогда не говорила о Поле.

Вспомнив смех мистера Сырмена и его вдохновенное лицо, когда он рассказывал историю очередного сыра, я подумала, как замечательно было бы ходить на свидания к владельцу сырной лавки. И полезно для моей задачи попробовать все сорта французского сыра.

Но, несмотря на все кажущиеся плюсы, я все же не замечала у себя романтических чувств к Сержу.

Глава 21

Когда вихрь унес Билли из Парижа, я вернулась к своей вполне комфортной рутине. Похмелье бывало редко, я перестала беспокоиться, что наткнусь на Жан-Пьера, привыкла работать по выходным, а с понедельника по пятницу становиться французским flâneur[38].

Впервые за много недель я позволила себе сбавить обороты. Впрочем, покой был временным. Как только я перевела дух, у меня слегка упало настроение и началось то, что французы называют coup de blues[39].

Замечательно было повидаться с близкой подругой, и я с удовольствием показывала Билли, так хорошо меня знавшей, мою новую жизнь. Но ее визит всколыхнул много мыслей и переживаний о Мельбурне – в основном касавшихся рухнувших отношений с Полом, – которые я благополучно игнорировала после отъезда.

Чтобы повысить настроение, я вытащила себя из постели и надела кроссовки. После приезда в Париж я избыточно много ела и пила и теперь решила, что, пожалуй, пришло время для давно необходимых физических упражнений. Пыхтя, я добежала до канала Сен-Мартен, пытаясь вернуть в свой стиль бега хотя бы долю удивительной элегантности Одри Тоту из фильма «Амели». Вместо этого я никак не могла восстановить дыхание, когда плюхала по булыжнику, а мое тело приспосабливалось к первой за много месяцев перегрузке, не связанной с сыром.

Через добрых двадцать минут я остановилась и потянулась, наклоняясь так, что моя голова оказывалась между коленей. Не успела я отдышаться, как зазвенел телефон. Номер не определился, и раньше для меня это стало бы поводом проигнорировать звонок, но международные вызовы часто не определяются, а я давно не разговаривала с мамой, поэтому я ответила:

– Oui, алло.

– Алло, это Элла? C’est Gaston…

Ох!!!

– Salut, Гастон, – проговорила я между вдохами. – Ты можешь подождать минутку, s’il te plaît? – Я накрыла ладонью микрофон. Oh, mon Dieu! Я дышала как девяностолетний старик, бежавший за автобусом.

– Ты еще на связи? – послышался его голос.

– Да. Привет. Desolée, просто я сейчас делаю нечто très important[40]. Ты хотел поговорить с Клотильдой? На этой неделе ее нет в Париже, – сообщила я как можно хладнокровнее.

– Вообще-то, я надеялся поговорить с тобой, – признался он. – Хочу пригласить тебя сегодня на ужин.

У меня мгновенно остановилось сердце, и не из-за моего плачевного физического состояния. Мои отношения с Гастоном на сегодняшний день были почти на нуле, и, если не считать его сообщения и эпизода с канапе (который быстро забылся), я начала подозревать, что наша взаимная симпатия мне лишь померещилась.

– Конечно, дай-ка я посмотрю мое расписание, – сказала я и подождала пару секунд для убедительности. – Да, я свободна. Просто сегодня днем у меня несколько дел. – Купить новую тряпку и побрить ноги.

– Окей, отлично. Я приеду за тобой к Клотильде около восьми, ça va?

– Oui, d’accord, – ответила я.

– Super, à tout à l’heure[41].

Я помчалась домой во всю прыть, насколько хватало сил после моего «марафона», и прыгнула под душ. Смыв с себя пот, я отправилась на поиски чего-то шикарного и недорогого. Мне опротивел летний гардероб, с которым я приехала из Мельбурна. К тому же я чувствовала, что мое первое официальное свидание в Париже заслуживало чего-то нового. Гастон не сказал, куда мы пойдем, но у него, как и у Клотильды, кажется, были изысканные вкусы. Господи, надеюсь, в ресторане будет не слишком дорого, и надеюсь, что он заплатит.

Через несколько часов и после множества полных стресса моментов, когда я пыталась застегнуть молнию на очередном платье в разных бутиках по всему городу, я вернулась домой и принялась ждать звонка в дверь. На мне было черное платье – для стройности – и красные туфли на каблуках для оживления картины. Когда я открыла дверь, Гастон обвел меня взглядом. Я слегка смутилась, втянула живот и расправила плечи.

– Oh là là, – пропел он через несколько секунд, и я расслабилась. Желание, зажегшееся в глазах Гастона, кардинально отличалось от всего, что я видела у Пола в последние месяцы наших отношений. Меня это ободрило.

Когда мы вошли в ресторан, Гастон сообщил мне, что это заведение только что открылось и что шеф прошел стажировку в каком-то трехзвездочном мишленовском заведении с незнакомым мне названием. Гастон сказал, что это круто и что здешние блюда пользуются популярностью. Я была в восторге.

Мы прошли мимо очереди – откуда раздавались сердитые голоса, что, мол, им приходится ждать час, чтобы хотя бы попасть в список очереди на столик, – и Гастон подошел к первой же официантке, какую увидел, и что-то сказал вполголоса. Она кивнула и дала знак следовать за ней. Зал ресторана был темный, сумрачный, с узорными красными обоями, составлявшими приятный контраст с деревянным полом и почти черным бархатом штор. Низко над столами висели светильники, образуя уютные световые гнезда. Все было модерново, чуть ли не избыточно круто и воспринималось как антитеза классическим французским ресторанам.

Когда нас привели к нашему столику, Гастон дотронулся ладонью до моей поясницы. После многих лет, прожитых с Полом, и нескольких месяцев одиночества его теплого прикосновения оказалось достаточно, чтобы мне захотелось содрать с себя одежду и перейти к делу. Благодаря моей скромности и присутствию рядом других гостей ресторана мое платье осталось на месте, а я сумела сохранить самообладание в парижском стиле.

– Как ты сумел пройти без очереди? – задала вопрос я, когда мы сели, и, вытянув шею, окинула взглядом полный зал.

– Я позвонил заранее, – ответил он почти деловым тоном.

– Но тут так много желающих. Я удивляюсь, как ты смог пробиться сюда.

– Я устроил все благодаря работе; у меня не возникло проблем.

– Ах, верно, ведь ты журналист, не так ли? О чем ты пишешь? – поинтересовалась я с удвоенным любопытством.

– Я ресторанный критик. Пишу профессиональные рецензии на работу ресторанов и кафе.

Внезапно я поняла, почему Гастон так строго судил о стряпне Клотильды. Он привык есть в лучших ресторанах Парижа и, очевидно,