Неуловимая подача - Лиз Томфорд Страница 37

Он бросает на меня недовольный взгляд.

– Пожалуйста, помолчи.

Внимание Кая падает на мою грудь и живот, напоминая мне, что на мне только бюстгальтер и брюки, тонкие и свободные, которые не касаются моей кожи в эту проклятую жару.

Я не прикрываюсь. Вместо этого я небрежно кладу руку на подголовник пассажирского сиденья, еще больше выставляя себя напоказ, позволяя ему смотреть, потому что он хотел бы этого не делать.

– Чем могу помочь?

Кай протягивает мне пару банок «Короны».

– Я принес тебе твой любимый утренний напиток.

– Уже десять утра.

– Слишком поздно для тебя?

Посмеиваясь, я беру у него одну банку.

– Не совсем.

– Можно мне войти?

Мой фургон рассчитан на одного человека. На того, кто меньше бейсболиста ростом в шесть футов четыре дюйма. У меня есть кровать, мини-кухня и ящик из-под молока, который я использую в качестве сиденья или для хранения вещей, в зависимости от ситуации.

– Не знаю, как здесь поместится твое здоровенное тело, но ладно.

– Кровать выглядит неплохо. – Кай наклоняет голову, занимая мое место. Ему приходится сложиться пополам, чтобы сделать два шага до моего матраса, на котором он и ложится, свесив с края длинные конечности.

– Ты прав, – говорю я, поднося к губам банку с пивом. – Моя кровать выглядит действительно неплохо.

Он усмехается, опираясь на локоть и скрестив лодыжки, и поворачивает монитор, на котором мы оба видим спящего в доме Макса.

Кай сегодня выглядит бодрым. Может быть, из-за выходного дня. Может быть, из-за алкоголя, которым он позволяет себе наслаждаться. Может быть, из-за того, что он проводит время со своим сыном, но я, кажется, не могу отвести от него глаз.

– У тебя масло подгорает.

Этих слов достаточно, чтобы я подорвалась с места.

– Черт. – Я снимаю кастрюлю с огня, фургон наполняется отчетливым запахом горелого масла. – Перестань меня отвлекать, ты так хорошо выглядишь на моей кровати, пока я пытаюсь работать. Я не сжигала масло с тех пор, как была ребенком.

Он закидывает руку за голову и с самодовольной ухмылкой подносит к губам пиво.

Кай – красивый мужчина. Не может быть, чтобы он не осознавал этого факта, но иногда кажется, что он о нем забывает. За те недели, что мы знакомы, мои комментарии перестали его волновать и раздражать, а наоборот, придали ему немного раскрепощенности. У меня нет проблем с тем, чтобы развлекать парня все лето, если ему это нужно.

Выключив неравномерный огонь, я сажусь на ящик из-под молока напротив кровати.

– Что ты готовишь? – спрашивает он.

– Я готовила кое-что новенькое. Тарт с фундуком и жареным маслом. Ванильное мороженое на пахте. Карамелизированную грушу. Сезон их приготовления начнется осенью, как раз к выходу статьи, но, – я показываю на подгоревшее масло, – у меня не очень-то получилось.

– На такой крошечной кухне.

– Я готовила здесь и куда более изысканные десерты.

– Возможно, твои проблемы – из-за нехватки места для творчества.

Мое внимание снова переключается на него. Наверное, это преступление – быть одновременно таким красивым и таким чутким.

– Так вот почему ты принес мне пиво в десять утра в свой выходной, Кай? Чтобы заставить меня понять, почему я так плохо справляюсь со своей работой?

– Нет. Ты как-то сказала мне, что этим летом ты здесь потому, что задолжала своему отцу. А еще ты сказала, что объяснишь мне, что это значит, как-нибудь утром за кружкой пива, так что я здесь, чтобы ты могла выполнить свое обещание.

– Вообще-то я тебе говорила, что если мы как-нибудь утром вместе напьемся, я тебе расскажу. Одной «Короны» недостаточно.

– Да, но… – Он кивает в сторону монитора. – У меня есть обязанности. Отец-одиночка и все такое, так что придется обойтись одной бутылкой пива.

Улыбка медленно расползается по моему лицу, прежде чем я прикрываю ее бутылкой, которую держу в руке. Всего несколько недель назад Кай Родез, отдыхающий в моем фургоне с выпивкой, был бы немыслим, так что я пойду на компромисс. Он так хорошо здесь смотрится.

– Ну что, Миллер, расскажешь, или как?

– Мой отец пожертвовал ради меня всей своей карьерой. Всей своей жизнью. Я обязана что-то сделать со своей.

– Так все это – из-за этого? – он кивает в сторону плиты.

Я не отвечаю, не понимая, имеет ли он в виду мой выбор профессии или тот факт, что я так долго отсутствовала, работая на кухнях по всей стране, но он будет прав в обоих случаях.

Кай встает с кровати, прихватив с собой видеоняню, и, согнувшись, выпрыгивает из фургона. Он протягивает мне руку.

– Пойдем со мной.

Я смотрю на него скептически.

– Зачем?

– Потому что в этом гребаном фургоне у меня вот-вот случится тепловой удар, а я должен тебе кое-что показать.

– Ты ужасно драматичен, папочка-бейсболист.

Я вкладываю свою руку в его, и мозоли на его ладони кажутся такими шершавыми по сравнению с моими. На прошлой неделе я держала его за руку в постели, но не припомню, чтобы разница в размерах была такой уж поразительной. Неудивительно, что он может как ни в чем не бывало менять траекторию полета бейсбольного мяча. В его руках он, должно быть, совсем крошечный.

Мы входим в дом как можно тише. Игрушки Макса и коврик для игр занимают всю гостиную, и мне нравится, что Каю наплевать на то, что это лежит здесь всегда. Этот дом и для его сына тоже, и он не пытается этого скрывать.

В раковине бесконечное количество грязных тарелок, и я напоминаю себе заняться ими завтра. Каю нужно сложить груды постиранного белья. Зная его, можно предположить, что он постарается все сделать в свой единственный выходной на этой неделе, но я исправлю ситуацию, когда он вернется на поле завтра, и уверена, он будет недоволен моей помощью. Он такой гордый, хочет все делать сам.

Кай останавливает меня перед собой, мы вдвоем стоим у кухонного островка, и тут я вижу это. На углу стола стоит совершенно новый профессиональный миксер в окружении органайзеров для хранения сухих ингредиентов, заполненных всем, что мне только может понадобиться.

– Ты не можешь продолжать печь в своем фургоне, – говорит он. – Там слишком жарко, и ты едва можешь там передвигаться. Пользуйся моей кухней, даже когда я дома и ты не присматриваешь за Максом.

Я медленно прохожу в помещение, моя рука скользит по миксеру цвета слоновой кости.

– Ты купил это для меня?

– Ну, тебе не платят за то, чтобы ты присматривала за моим ребенком; я подумал, что это меньшее, что я могу сделать.

Я резко поворачиваю голову в его сторону, и у меня вырывается удивленный смешок.

– Этим летом мне точно заплатят. «Воины» платят мне.

– О. – Он изучает мое новое рабочее место. – Тогда я просто верну все это.

– Не смей. – Я обвиняюще поднимаю палец, но это лишь оживляет его потрясающую улыбку. – Это прекрасно, Кай. Спасибо.

– Тебе спасибо. За заботу о Максе. – Он делает паузу, и его голос становится мягче. – Ты ему действительно нравишься.

– Что ж, это чувство взаимно. – Я оглядываюсь на миксер. – Впрочем, тебе не обязательно было это делать.

– Ты обещала помочь мне обрести равновесие в жизни. Я подумал, что попробую помочь тебе обрести радость.

Мое сердце разрывается от этого, открываясь так, как я совсем не хочу. Он слишком хороший, слишком добрый. Слишком сексуальный в этой сдвинутой на затылок бейсболке, с обнаженной татуировкой на ноге. Мужские бедра… Кто бы мог подумать, что это моя новая слабость?

– Итак, что дальше? – Он небрежно облокачивается на стойку, скрестив лодыжки. – После твоего интервью в «Еде и вине».

Что дальше? Так далеко я не планировала.

Всю свою жизнь я стремилась к достижениям. В старших классах – питчер на всеамериканском турнире по софтболу. Галочка. Лучшая в своем классе в кулинарной школе. Галочка. Признана лучшей в своей области, завоевала высшую награду в своей отрасли. Галочка.

Что же будет после того, как галочки закончатся?

– Я… я не знаю.

– Твой долг будет погашен?

– Какой долг?

– Твой несуществующий долг Монти за то, что он тебя удочерил. Ты это имела в виду в Майами, верно? Ты чувствуешь, что должна ему