Бессердечный - Элси Сильвер Страница 18

– Извините, я на минутку, – напряженным голосом произносит Кейд, вставая из-за стола и направляясь в переднюю часть дома. Я не могу считать выражение его лица. Ни капельки. Ему плохо? Он злится, что этот разговор происходит при ребенке? Меня уволили за то, что я сразу же не выдала Люку наушники?

– Эй, Люк, – говорю я сдавленным голосом, – почему бы тебе не рассказать всем о наших уроках игры на гитаре? А я пойду проведаю твоего отца.

Я улыбаюсь как можно вежливее, стараясь не смотреть на Саммер, потому что если я встречусь глазами со своей лучшей подругой, то начну хихикать.

Неудержимый смех. Абсолютно невежливо.

Краем глаза я вижу, как она вытягивает шею, чтобы поймать мой взгляд, но я просто бросаю салфетку на стол рядом с тарелкой и следую примеру Кейда.

Я перехожу на другую сторону дома, признаться, не совсем понимая, куда иду. Если дом Кейда светлый и просторный, атмосферой напоминает коттедж, то главный дом смахивает на охотничий – широкие половицы, темные деревянные балки под сводчатыми потолками, латунная фурнитура и темно-зеленые стены. Я заглядываю в коридор, но ничего не вижу, поэтому продолжаю идти к входной двери, пока не замечаю, что она приоткрыта.

Широкая веранда с необработанными бревенчатыми перилами выходит на длинную подъездную дорогу и густую рощу тополей.

Кейд стоит там, джинсы обтягивают его крепкие ноги, мышцы спины выделяются под мягким хлопком. Черные волосы аккуратно зачесаны назад, а подстриженная борода создает впечатление, что сегодня он немало провел времени перед зеркалом в ванной. Я уже привыкла к тому, что после тяжелого рабочего дня он вваливается в дом весь грязный, потный и, если честно, чертовски сексуальный.

На мгновение я замираю и наблюдаю за ним, пытаясь решить, какой образ мне ближе.

Его широкие ладони покоятся на перилах, а подбородок упирается в грудь.

Когда я приближаюсь, в меня проникает его запах. Растертые сосновые иголки и солнечный свет. Я не знаю, как еще это объяснить. Это теплая земля, которая ассоциируется у меня с копанием в саду в солнечный день. В его запахе нет ничего искусственного или купленного в магазине – это чистая мужская сила на открытом воздухе.

Но сейчас мой взгляд прикован к его подрагивающим плечам.

Он плачет или смеется, и, честно говоря, оба варианта кажутся одинаково маловероятными, если судить по тому, что я знаю об этом человеке.

– Хотел зайти посмотреть, как выглядит хорошо отсасываемый двор, да? – спрашиваю я.

– Уилла… – он едва выговаривает мое имя. Это вдох. Это хрип.

Я улыбаюсь и прислоняюсь к столбу в нескольких метрах от него, а затем перевожу взгляд на двор.

– Здесь действительно все выглядит великолепно. Твой отец мог бы высосать хром с… – Он опускает голову еще ниже и поднимает руку, чтобы остановить меня, а затем его плечи вздрагивают. – Интересно, у него ничего не болит. Он действительно выложился по полной, – я фыркаю, когда говорю это. Честно говоря, я едва держу себя в руках. Я – ребенок.

Кейд вздыхает и встает прямо, обращая свой взор на меня. В его глазах стоят слезы, и я уверена, он улыбается – должен улыбаться, – но он прикрывает рот кулаком.

Он кажется моложе, когда смеется. Кажется проще. Мне тоже становится смешно, и я не успеваю опомниться, как мы оба, стоя здесь и осматривая чистый двор, вместе хохочем.

И в кои-то веки Кейд Итон не хмурится на меня.

– Блин, мой отец превращается в засранца, когда шутит так. И все для того, чтобы понаблюдать, как нам всем становится неловко. А потом Джаспер переходит от всякой чуши к окончательному убийственному удару, даже не вспотев.

Я улыбаюсь и восхищенно смотрю на мужчину рядом. Я вижу его каждый день в течение недели, и ни разу он не выглядел настолько счастливым.

– Итон. Ты ворчливый ублюдок. Ты только что смеялся, – бурчу я.

– Да, Ред. Да.

Он поворачивается ко мне и одаривает самой ослепительной улыбкой.

От такой улыбки у меня сводит живот, а рот открывается от удивления.

Будто я только что впервые надела очки и вижу его в совершенно ином свете.

И я не могу отвести глаз.

9

Кейд

Я придерживаю дверь, чтобы Уилла зашла в дом. В холле она бросает взгляд через плечо. Взгляд, полный пафоса и удовлетворенности. Взгляд, в котором читается уверенность, что теперь мы делим один секрет.

И, вероятно, так оно и есть. Секрет в том, что, несмотря на все мои старания соответствовать образу строгого, зрелого старшего брата и отца, глубоко внутри я до смерти хохочу над шутками про минет.

Все эти годы я изображал из себя ультраответственного человека, надеясь, что мне удастся заставить самого себя поверить в это. И бо́льшую часть времени мне это удавалось, но порой, в такие дни, как сегодня, я спрашиваю себя: а не упустил ли я что-то из-за этого вечного самообмана?

Я часто спрашиваю себя: действительно ли я правильно понимаю, что такое ответственность, или, будучи ребенком, попросту наложил на жизнь взрослого мужчины образ того, что казалось мне ответственностью? Ведь именно ребенком я и был, когда после смерти нашей мамы мне пришлось резко вступить во взрослую жизнь.

Может, потому я и позволяю себе так похотливо разглядывать Уиллу Грант, пока мы возвращаемся в столовую. Ее попка, круглая, как яблоко, уверенные движения покатых бедер, ее узкая талия, за которую я хочу ухватиться.

Ощущение, что я иду за ней следом, пробуждает во мне что-то первобытное.

Будто в других обстоятельствах я бы погнался за ней. Я бы взял ее. И не было бы никаких последствий, потому что она не была бы няней Люка. И даже то, что я намного старше нее, не имело бы значения, потому что мне было бы на это наплевать.

– Ух ты, Харви, – объявляет Уилла, когда мы заходим в столовую. – Лужайка выглядит потрясающе. Ты с нее все высосал, дочиста.

Я закрываю лицо рукой, пока все за столом хихикают. Включая Харви. Кучка малолетних детей.

Мой отец широко улыбается и подмигивает этой роскошной рыжей девушке, присаживающейся на место около моего сына, оглядывающего комнату в искренней попытке понять, с чего вдруг все так развеселились.

Я отбрасываю искру ревности, вспыхнувшую из-за того, как мой отец и Уилла улыбаются друг другу. Потому что это уже совсем безумие.

Она была так взбудоражена тем, что я смеюсь. И она