Вкус Парижа - Виктория Браунли Страница 10

Я заснула под шум проезжавших мимо французских авто и под удаленный вой сирен. Я спала счастливым сном следующие восемь часов и проснулась только от телефонного звонка.

– Алло, oui, bonjour[5], – прохрипела я, не совсем проснувшись.

– Это всего лишь я, доченька. Мама твоя. Ты как, ничего? – Она вроде крайне удивилась, услышав мою французскую речь.

Я встала и тряхнула головой, чтобы мой мозг получил приток свежей крови.

– Привет, ма. Как дела? Боже, мне кажется, что я спала пять дней.

– У меня все в порядке. А как ты? Все-таки я ужасно волнуюсь за тебя, ты уехала так внезапно. Мне просто не по себе. И ты ушла от Пола, как жалко. Вы с ним идеально подходили друг другу.

– Ма, перестань. Пол не оставил мне выбора; но теперь уже все позади. Я в Париже. Все у меня неплохо. Зачем волноваться?

– Я не знаю, дочка. Как ты собираешься зарабатывать? Тебе ведь нужны деньги? – В ее голосе звучала тревога, но я слишком устала от наших постоянных споров и не хотела говорить с ней серьезно.

– Ой, ма. Нет, деньги мне не нужны. Скоро я начну искать работу и жилье. Все будет нормально. Более чем нормально. Все идет своим чередом, – сказала я, разглядывая веселые цветочные обои на стенах.

– Окей, но ты обещаешь мне, что позвонишь, если у тебя что-то не заладится?

– Конечно, – ответила я, в основном, чтобы она замолчала. – Если у меня будут проблемы, я сообщу тебе. – Я взглянула на часы. Уже десять утра, день проходил впустую. – Ма, мне пора идти, – торопливо протараторила я. – Сейчас я выпью кофе, а потом съем ланч. Все, пока. Целую.

– Я тоже целую тебя, дочка. Будь осторожней.

Закончив разговор, я почувствовала досаду. Где же вера в меня? Я прыгнула под душ и приготовилась к встрече с парижскими бульварами.

* * *

Хотя я уехала из Мельбурна лишь на год, тяжелей всего было прощаться с моими подругами. Это была действительно самая трудная часть плана. В последний вечер Билли устроила у себя ужин для нашей компании – с обилием выпивки и эмоций. К концу вечера мы все заливались слезами, а чтобы отсрочить прощание, мы уже под утро перешли на праздничные коктейли. Не слишком удачная идея, потому что днем мне предстоял долгий перелет.

В аэропорт я прибыла просто никакая. Но Билли, моя подруга, которая всегда пьет воду перед сном и никогда не страдает от похмелья, слава богу, помогла мне пройти через тернии регистрации и с объятьями и улыбкой простилась у выхода к международным рейсам.

Пройдя контроль безопасности, я заказала безумно дорогой бокал шампанского, чтобы скоротать время и облегчить похмелье. Я сидела с потухшим взором, смотрела на вылетавшие и прилетавшие самолеты, нервничала, но была счастлива, что снова отправилась в дорогу.

Я вернулась в свой привычный мир, снова наслаждалась собственной компанией и приливом энергии. И так увлеклась, что прозевала информацию о начале посадки и похолодела от ужаса, когда моя фамилия прозвучала по громкоговорителю. «Блин, блин, блин! Я никак не могу пропустить мой рейс!» – подумала я в панике и рысью рванула к выходу.

Но здесь, в Париже, выйдя из отеля, я почувствовала себя абсолютно другой персоной. Долгое стояние под душем освежило и взбодрило меня, я ожила, и это позволяло мне наслаждаться моим новообретенным ощущением свободы, не то что накануне вечером, после долгого перелета, да еще с остатками мучительного похмелья.

Я свернула на Рю де Пуату и погрузилась в созерцание живописной красоты моего нового места обитания. Утреннее солнце уже нагревало улицы. Прилетев прямо из пасмурной и сырой мельбурнской зимы, я блаженствовала в летнем платье и легких босоножках. Несмотря на то что Лё Марэ находится в сердце Парижа – всего лишь в двух шагах от Нотр-Дам, где орды туристов щелкали камерами и стояли в очереди, чтобы подняться на башни в надежде увидеть Квазимодо, – здесь было сравнительно тихо и спокойно. В зданиях по обе стороны улицы наверняка и квартиры завидные, с яркими цветочными ящиками и пышными цветами и зеленью. Поразительные уличные фонари – железо и стекло – усиливали ощущение, что я попала на съемочную площадку. Я пожирала глазами все уникальные детали прекрасного города. Прямые линии почти симметричных жилых домов составляли резкий контраст с архитектурной мешаниной, господствовавшей на широких улицах Мельбурна с его трамваями.

Поворот налево, и я оказалась на Рю Вьей дю Тампль, Старой улице храма. Над большой зеленой дверью красовалась прелестная вывеска «Эколь де Гарсон», «Школа для мальчиков». Как раз такие мелочи и заставили меня влюбиться в Париж в мой первый приезд: лоскутки, кусочки богатой истории, переносившие тебя в прошлое. Старинная мужская школа шириной в одну комнату и высотой в три этажа. Похоже, теперь она превращена в жилой дом, но выглядела как нечто из другой эры. Я представила себе мальчишек из école – как они шли к этой большой двери. Останавливались ли они, чтобы полюбоваться красивой улицей, или для них это была обычная жизнь? Впрочем, после школы они наверняка заглядывали в соседнюю «Буланжери» за шоколадным круассаном.

Впрочем, мне тоже стоит заглянуть в соседнюю «Буланжери» и купить шоколадный круассан…

Я заглянула в булочную-пекарню, и мне в нос немедленно ударил запах муки и сливочного масла. Женщина за прилавком вручила мне еще теплый pain au chocolat, ароматные шоколадные палочки, завернутые в слоеное тесто.

– Божественно, – пробормотала я через минуту, заглядывая в пустой бумажный пакет с несколькими оставшимися там крошками.

Дойдя до Рю де Бретань, я заметила маленький прелестный столик на террасе кафе «Лё Прогрэ», «Прогресс». Столик был одноместный и показался мне подходящим для моей первой остановки. Я попыталась быстро подсчитать, сколько времени я не пила кофе. Но за последние дни я пересекла так много часовых поясов, что после нескольких минут напряженной калькуляции удовольствовалась выводом «слишком долго» и села на стул так, чтобы видеть улицу.

Не зная толком, что заказать, я спросила café au lait. Я получила слабую версию латте с сильной горчинкой подгоревшего кофе и навязчивым привкусом ультрапастеризованного молока. Конечно, не очень приятно, но зато я сидела среди милейших парижских столиков, среди парижан, и это помогло мне преодолеть последствия перелета через половину земного шара и вернуло к жизни.

Мне фантастически нравилось разглядывать людей с моей наблюдательной точки в кафе, хотя на меня иногда накатывала волна дурноты из-за резкого прыжка через сезоны и часовые пояса. Я вспоминала отчаянно долгий авиарейс, который доставил меня сюда, и волну облегчения, захлестнувшую меня,