Свет во тьме - Ноа Хоуп Страница 62

Он, казалось, не заметил этой короткой перепалки. Или сделал вид. Ник как раз закончил с третьим и теперь стоял, тяжело дыша, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба. Затем он медленно повернулся ко мне, бросив на меня тяжёлый, изучающий взгляд. В нём не было ни упрёка, ни осуждения. Только молчаливый вопрос.

– Ты не передумала, может, вернёшься в спальню?

Я посмотрела на три измученных тела, а потом на своего мужчину, чьи руки были по локоть в крови моих мучителей.

– Нет, я останусь здесь, – голос прозвучал неожиданно твёрдо.

Лёгкая, почти незаметная тень улыбки коснулась его губ. Хищная, беспощадная, обещающая ещё больше боли.

– Хорошо, – кивнул он. – Потому что мы ещё не закончили

Ник снова повернулся к столику с инструментами. Атмосфера в подвале стала ещё более гнетущей. А я сидела на своём стуле, зрительница этого кровавого театра, и понимала, что часть меня навсегда останется здесь в подвале, среди криков, боли и запаха крови. И что прежней Еленой я уже никогда не буду.

Глава 32. Елена

Николас был неумолим. Его ярость была расчётливой, как у хирурга, удаляющего злокачественную опухоль – только его инструментами были не скальпели, а предметы, от одного вида которых кровь стыла в жилах. Он не спешил, смакуя и растягивая их агонию, заставляя их расплачиваться за каждую секунду моего ужаса.

Я не знаю, сколько прошло времени. Может быть, два часа, может быть, четыре. Я сидела, погружённая в какое-то странное, отстранённое состояние. Ужас и отвращение никуда не делись, они просто притупились, уступив место мрачному чувству завершённости. Каждая новая рана на их телах была маленьким, но таким важным шагом к моему освобождению.

Крики стихли, сменившись отрывистыми стонами, хрипами, а затем и вовсе почти полным молчанием, нарушаемым лишь сбивчивыми стонами самих мучителей и глубоким дыханием Николаса, который, казалось, черпал силы из их угасающей жизни. Его бойцы, так и стояли в углу, не вмешиваясь в работу своего босса, но внимательно, почти благоговейно, наблюдая за каждым его безжалостным движением.

Наконец, когда последний из них превратился в безвольную, окровавленную куклу, свисающую с крюка, Николас выпрямился. Он тяжело дышал, его грудь вздымалась под мокрой от пота и забрызганной чужой кровью футболкой, которая уже не подлежала восстановлению. Отбросил в сторону тяжёлый нож, который с резким лязгом ударился о бетонный пол.

И тогда я заплакала. Слёзы хлынули из моих глаз неудержимыми потоками, но это было не из-за ужаса и бессилия, которые душили меня последние дни. Это были слёзы боли, да, но в них было облегчение, и странное, но всё же исцеление.

Они заплатили. И я больше не боялась их.

Николас отомстил за меня. За все мои страдания, за ночи, наполненные кошмарами, за невыносимую боль и унижение. Он сделал то, чего я сама никогда бы не смогла. Мой Ник, мой защитник, без колебаний погрузился в самую кромешную тьму, чтобы вытащить меня из неё, чтобы вернуть мне хотя бы подобие света.

Где-то на краю сознания, все эти дни, у меня мелькала мысль, что теперь такая – сломанная, использованная, осквернённая – я больше не буду нужна Николасу. Что он, увидев, во что меня превратили, оттолкнёт меня, как нечто грязное, испорченное, недостойное его любви. Эта мысль терзала меня, добавляя к физической боли ещё и душевные муки. Но теперь увидев всё это собственными глазами, я поняла: Николас никогда не откажется от меня. Эта кровавая расправа была не только местью, но и его клятвой, написанной кровью моих насильников.

Я медленно встала со стула, чувствуя, как дрожат ноги. Каждый шаг давался с трудом, словно я шла против сильного течения. Подошла к Николасу, который всё ещё стоял спиной ко мне, глядя на албанцев. Осторожно, почти робко, протянула руку и взяла его за предплечье. Его кожа под моей ладонью была горячей, влажной, я ощущала липкую кровь, но это не вызвало у меня отвращения. Только странное чувство причастности. Ник резко вздрогнул от моего прикосновения, мышцы на его руке напряглись, но он не отстранился, лишь медленно повернулся ко мне.

Его лицо было осунувшимся, на скулах проступали желваки. Тёмные круги залегли под глазами, в которых плескалась такая усталость, словно он нёс на своих плечах всю тяжесть этого мира. Но сквозь неё пробивался тот самый неукротимый огонь, который я знала и любила, и который сейчас горел ради меня.

Я слабо улыбнулась ему сквозь слёзы.

– Спасибо, Ник.

А затем, не раздумывая ни секунды, приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Мои губы коснулись его – солённых от пота, с привкусом металла и чего-то ещё, дикого и первобытного. Его руки сомкнулись на моей талии, крепко прижимая меня к себе. Он целовал меня так, словно пытался забрать боль и стереть из памяти все те ужасы, которые я пережила, заменить их чем-то сильным, настоящим, принадлежащим только нам двоим. Его губы были требовательными, но в то же время удивительно бережными.

В этом поцелуе не было ничего правильного или чистого в общепринятом смысле. Он родился из боли, крови и мести. Извращённое причастие, очищение, новое начало, скреплённое не клятвами перед алтарём, а молчаливым свидетельством смерти в этом подвале.

Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, тяжело дыша, я увидела, что маска Феникса исчезла с его лица. Передо мной снова был мой Ник, до последней капли его тёмной, но такой преданной души.

Он на мгновение прикрыл глаза, словно собираясь с силами, затем его взгляд метнулся к двум бойцам.

– Свободны.

Мужчины без единого слова, развернулись и бесшумно покинули подвал. Дверь за ними глухо захлопнулась, отрезая нас от остального мира, оставляя наедине нашими собственными демонами.

Николас снова повернулся ко мне и осторожно коснулся моей щеки, стирая большим пальцем мокрую дорожку от слёз.

– Ты снова проникла в мою жизнь, как светлый луч надежды. И я не хочу больше жить во мраке.

Прежде чем я успела подобрать слова, этот сильный, несокрушимый мужчина, медленно, опустился передо мной на одно колено, прямо на грязный пол.

– Будь со мной, Лёля. По-настоящему. И вместе мы будем сиять ярче, чем когда-либо прежде.

– Да, – прошептала я, едва сдерживая рвущиеся наружу эмоции, – Конечно, да, Ник. Я буду с тобой.

Улыбка, которая озарила его лицо в ответ на мои слова, была такой искренней и чистой, почти мальчишеской, что на мгновение стёрла все следы усталости и жестокости. На