Под тенью твоих чувств - Нетта Хайд Страница 55

– Ты меня услышала? – повторяет он, наклоняясь над столом к моему лицу.

– Да.

Кивнув, он идет к двери, останавливается, поворачивается, и в последнем броске слов – привычная издевка с такой же привычной ухмылочкой самодовольного мерзавца:

– И принеси мне холодный кофе с карамельным вкусом. Время уточнять надо или сама понимаешь, что у тебя его нет?

– Снова предупреждение? – уточняю я, мило улыбаясь и сдерживая желание запустить уголком одной из папок ему в глаза. Да-да, в те самые, красивые.

– Все зависит от тебя и твоей скорости, Скарлетт Скай. Поторопишься – и ничего не будет, – спокойно отвечает он, и дверь за ним закрывается.

Я откидываюсь назад на спинку кресла, ладони ложатся на лицо, и изнутри вырывается беззвучный крик – тот, который не требует воздуха. Хочется перемотать время вперед и вытащить себя из этого дерьма, где я – и декоратор, и бухгалтер, и организатор, и доставщик. Хочется просто избавиться от него и его требований и просто жить.

Вся неделя проходит в компании крошечного шрифта, ноутбука и бесконечного ввода данных. Я перебираю папки, сортирую, маркирую, но с каждой минутой список задач растет, не уменьшаясь.

Параллельно я начинаю поиски места: пролистываю площадки, пишу менеджерам, в голове рисуется план расстановки мест, проверок безопасности, потока гостей – все должно быть выверено до дюйма, чтобы некто не докопался до моей работы.

Спойлер? Я найду это место. А он… он пожалеет, что решил дать мне это задание, если допускал мысль, что я струшу или не справлюсь.

Я – справлюсь! Но не факт, что Тео оценит мои старания…

Глава 15

СКАЙ ЛЕТТИ

Чувствую, что грань между «можно» и «лечу в пропасть» скоро сотрется…

Впрочем, как я и предполагала: абсолютно все места, которые по всем параметрам были идеальными, те, которые я так старательно отбирала, – Тео забраковал. Он просто прошел мимо моих усилий и одним махом объявил их непригодными, как будто я предлагала не варианты локаций, а отходы. Проще говоря: он послал меня и мои идеи к чертям, прямо туда, где, по его словам, нам и место.

Мне приходилось возвращаться к поиску снова и снова: перебирать фотографии, читать отзывы, гасить в себе раздражение и собирать варианты, стараясь предусмотреть каждую мелочь. А в ответ – очередные придирки. Где-то, по его мнению, диваны стояли не так, где-то освещение было «не в ту сторону», где-то, и это было особенно по-идиотски, в меню не предлагали арбузный фреш.

Фраза «Скарлетт, пораскинь мозгами и придумай что-то более интересное, чем этот бред» выползала из его рта настолько регулярно, что она стала ритмом моих дней. Стоило мне подойти к нему, как в голове уже играли эти слова.

И вот сейчас, держа в руках планшет с тремя отобранными вариантами, я шла в студию с решимостью – к очередному «посылу к черту», после которого я, кажется, вспыхну от ярости и, не сдержавшись, шарахну его этим самым планшетом по лицу. И буду бить до тех пор, пока не добьюсь признания и не заставлю его сказать: «Да, Скарлетт, ты отлично поработала, этот вариант нам подходит».

Но мой план рухнул в тот же миг, когда я толкнула дверь музыкальной студии, где Тео проводил большую часть жизни, и увидела то, что увидела.

Тео. И на его руках – маленький, очень маленький ребенок.

Мои мысли, как шестеренки, разлетаются вдребезги.

Они не просто останавливаются – они рассыпаются на миллионы микрочастиц, острыми краями проникая в разум и сердце.

Я пытаюсь сложить в голове простое уравнение: «Тео + x = ребенок». Но недостающей переменной не находится.

Все привычное лопается, как мыльный пузырь: мужчина, с которым я вела бесконечные словесные поединки, вдруг оказывается другим – умиротворенным, сосредоточенным и таким мило-растопленным от этой крошечной жизни, уткнувшейся в его грудь.

Я не узнаю его. Та злоба, весь протест, сцена с планшетом и его разбитым лицом – все теряет свои очертания.

Самое неожиданное и немного болезненное для меня – это мысль о том, что это его ребенок, и он просто молчал о нем. Второй вариант: быть может, объявилась какая-то девушка и сказала ему, что она не хочет воспитывать ребенка одна, и этому крошечному человеку нужен отец. Третий – возможно, он украл его, и теперь использует картину счастливой отцовской заботы, чтобы манипулировать мной. И какой из вариантов правдив – не хочу знать.

Я наблюдаю, как Тео осторожно покачивает грудного ребенка. Его пальцы время от времени ласково гладят спинку малыша.

Внутри меня что-то отзывается – не просто жалость или ревность, а странное, болезненное умиление, которое грозит разорвать меня изнутри. Мне хочется схватиться за что-то крепкое, чтобы не рухнуть на пол и не заплакать от этого неадекватного обострения чувств.

Он не видит меня, и я позволяю себе улыбнуться, залипнув взглядом на них.

Мысли рисуют другой сценарий, где наши дороги изначально сложились иначе: где все эти годы уступили место уютному дому, где слушают музыку не ради того, чтобы лить слезы и думать о неосуществимом, а ради того, чтобы уснуть под ее убаюкивающую мелодию.

– Мои любимые бурундучки соскучились по мамочке? – спрашиваю я, подбегая к Тео и малышке со спины.

– Мамочка. – Тео переводит взгляд со стола на меня и растягивает губы в довольной улыбке. Влюбленный взгляд и потрясающая улыбка, которые не пропадают даже спустя годы. И они только для меня. Для меня одной. – Конечно, мы соскучились, – говорит он, скользя глазами по моей груди. – А Айвери, кажется, соскучилась по дневному сну. Я уложу малышку спать, а потом…

Я прекрасно понимаю, к чему он клонит, и внутренне улыбаюсь, предвкушая очередной любовный поединок, где мы испытываем друг друга, доводя до грани удовольствия и растворяясь в любви.

– Все-все, я поняла, Тео, – перебиваю его, прислоняя указательный палец к его губам, и он тут же оставляет на нем поцелуй. – Не говори неприличные слова при нашей дочери! – угрожаю я, наигранно нахмурившись.

– Будешь злиться, если я научу ее плохим словам? – спрашивает он, и его улыбка раскрывает мои любимые ямочки на щеках, те самые ямочки, которые хочется трогать снова и снова.

– Ты будешь злиться на себя сам, когда она вернется с прогулки и первое, что скажет, будет не «папа, я тебя люблю»,