Под тенью твоих чувств - Нетта Хайд Страница 36

Уголки его губ дергаются, усмешка скользит тенью. Он отводит глаза, коротко облизывает губы – и в следующую секунду вырывает букет из моих рук. Крафтовая бумага трещит, стебли жалобно хрустят.

Я только раскрываю рот, готовясь взорваться, – поворачиваюсь и застываю: он стремительно подходит к мусорному ведру, к тому, куда в мой первый рабочий день выбросил трусы той девушки, и швыряет туда цветы.

Цветы для Жасмин. Ее любимые гортензии. Какой же придурок…

В грудь ударяет горячая волна. Как-то больно и одновременно злостно наблюдать то, как человек, который был готов для тебя лично собирать букет из орехов в прошлом, сейчас безжалостно обращается с цветами.

Я не хочу тратить на него ни звука. Ни грамма энергии. Просто уйду. Пусть захлебнется собственным идиотизмом.

Не удостоив его даже взглядом, разворачиваюсь к выходу и тяну дверь на себя. В этот момент его ладонь резко захлопывает ее, а он сам встает так близко, что мне приходится снова ловить воздух ртом – чтобы моя аллергия на Теодора Каттанео не проявилась прямо на лице.

– Никаких цветов в этом месте не будет, Скарлетт Скай. Поняла? – обжигает ухо шепотом, как спирт на открытой ране. – Еще хоть раз увижу что-то цветущее в этих стенах…

– То что? – перебиваю его, с психом поворачиваясь к нему лицом. – Выбросишь их? Да пожалуйста. Ты ведь богатенький придурок, которому плевать, что я заплатила за эти цветы около двух сотен долларов, да?

Он молчит. Смотрит на меня слегка нахмурено, но вся хмурость слетает с его лица, оставляя лишь дурацкую самовлюбленность.

– Ты купила сама себе цветы? Браво, Скарлетт, – усмехается, слегка клонит голову, насыщая голос липким ядом. – Удивительная ты особа. Все для того, чтобы заставить меня ревновать? Расстроить?

– Я похожа на дуру, которая хочет заставить тебя ревновать? – смеюсь тихо, коротко, без радости. – Посмотри внимательнее: из нас двоих я придерживаюсь деловых отношений, а ты… – прерываюсь я, скользя по его лицу взглядом, прежде чем вспыхнуть: – Да кому нужна твоя ревность? Я зачеркиваю дни в календаре, чтобы получить свои заработанные деньги и свалить от тебя как можно дальше. Расстроить? О, у меня не так дохрена времени, чтобы тратить его на тупые игры. Твои тупые игры, Теодор. А теперь убери свою руку с двери и дай мне уйти.

– Похожа, – спокойно вылетает из него.

– Что?

– Похожа на дуру, которая хочет заставить меня ревновать, Скарлетт Скай, – его глаза темнеют, дыхание задевает мою щеку. – Даже собственным здоровьем рискнула, чтобы добиться этого.

– Боже, – выдыхаю, закатывая глаза, чтобы не закричать. – Ладно. Хорошо. Окей. Я сделала это именно по этой причине. Доволен? А теперь дай мне уйти.

– Нет.

– Чего ты хочешь от меня? – устало спрашиваю я.

– Ничего, – качает головой, поджимая губы.

– Тогда я вообще не вижу смысла продолжать этот разговор.

Я снова дергаю ручку в попытке открыть дверь, и Тео почти позволяет мне это сделать, но, видимо, в его голове щелкает механизм ублюдочности, и он снова бесцеремонно останавливает меня, прижимаясь ко мне своим телом.

Задыхаюсь.

Воздух становится густым, сладким и злым, как кипящий, раскаленный вишневый сироп, в котором утопают кусочки разбитого сердца.

– Скарлетт, я польщен тем, что ты так заморочилась, – шелк с шипами, исходящий от его голоса, проникает в мои уши, – но я еще не закончил с тобой развлекаться, и если ты умрешь от своей аллергии, мне станет скучно. А ты ведь не хочешь, чтобы я скучал, верно?

Одна его рука поднимается выше, к шее, большой палец негромко отмечает пульс. Он скользит к скулам и одним лениво‑властным движением разворачивает мое лицо вправо. Взгляд вонзается иглой – горячая боль прожигает до костей. Там, где он прикасается, кожа сперва тает, а потом вспыхивает роями электрических муравьев.

Он медленно спускается к моему рту – не целует, издевательски замирает на коротком расстоянии, и на мои губы падает его теплый выдох:

– Тогда мне придется искать запасной вариант с рыжими волосами и лживыми глазами. А ты – такая одна.

– Незаменимых нет, Тео, – выдыхаю я, даже не пытаясь дергаться в этих недообъятиях.

Он проходит взглядом по моему лицу, как ножом по стеклу, сминает большим пальцем мои губы, и я решаюсь на отчаянный шаг – выбить его из равновесия.

Я беру его палец в рот, неторопливо посасываю, грубо вонзаясь зубами, поворачиваюсь к нему всем телом и опускаю ладони на его грудную клетку, царапая через белую футболку натянутый торс.

Он смотрит на меня с предвкушением, заостряя внимание на манипуляциях, которые я выполняю сейчас.

– Ты хочешь трахаться? – спрашиваю я, выпуская изо рта палец. – Тебе полегчает после этого? Ты отстанешь от меня, если я сниму для тебя свои трусы? В этом заключается твоя игра?

– О, нет, Скарлетт, – качает головой, припечатывает мое тело к своему и наклоняется к моему лицу. – Все заключается немного в другом.

Секунда тишины, и он без прелюдий врывается в мой рот. Жадный, обжигающий, настойчивый поцелуй. Большой палец все еще держит мою челюсть в повиновении, пока его рот разбирает меня на ноты: резкая, как треск льда, первая атака – и тут же тягучее, медленное добивание, будто он дегустирует каждую секунду моего дыхания.

Его ладонь сжимает мою задницу – жестко, помечая, как собственность. Эта боль распускается теплом, которое чересчур нравится моему телу.

И я тону в нем, выучивая вкус его дерзости, как выучивают смертельное заклинание.

Тео размыкает мои губы жестким нажимом, проникая языком в рот – исследует границы. Черта между «слишком» и «еще недостаточно» натягивается до звона, до той тончайшей трещины, что делит меня пополам – на злость и поражение. И я не могу выбрать что-то одно.

Я отвечаю, цепляю зубами его нижнюю губу, руки тянутся к его голове с желанием прижать к себе максимально близко, так, чтобы нас начало тошнить друг от друга.

Он улыбается в поцелуе – жестоко и щедро одновременно.

И когда он, наконец, отрывается – не отпуская, а приостанавливая, – его горячий выдох замораживает мои распухшие губы словами, которые вызывают желание исчезнуть или заставить его испариться:

– Запомни, я не плачу за секс деньгами, Скарлетт, как ты привыкла. Я плачу своим деликатным вниманием, которое тебе не светит. А теперь сваливай, как и хотела.

Я отшатываюсь, но ноги приросли к полу. Иллюзия растворяется, бросая меня сквозь невидимое дно – и только там, на холодном уровне осознания, до меня доходят смысл и вес его слов. Я хмыкаю, собираю себя по косточкам и