Легенда о яблоке. Часть 2 - Ана Ховская Страница 184

и Хоуэлла я не говорю. Их можно будет удалить в воскресенье. Группа чистильщиков справится. Кабинеты директора и Хоуэлла в агентстве мы с тобой тоже постараемся отработать, но с последним терминалом будет труднее всего. Вероятно, снова придется ползти по вентиляции… Это самый испытанный способ. Хотя у меня от одной мысли об этом мурашки по спине.

Андерсон нервно выдохнул и взглянул на девушку в зеркало заднего вида:

– Что скажешь?

София, на удивление, спокойно откинулась назад. На ее лице не было ни капли волнения.

– Ну уж нет,– возразила она,– это делается гораздо проще. Мне нужен какой-либо один из трех терминалов. И удаление программы произойдет на всех уровнях даже в личных серверах Фарлонга и Хоуэлла. В последний момент по завершении программы сделать такой фокус мне подсказал Майк, когда мы уже знали, на скольких терминалах придется ее инсталлировать. Так что я спокойно сделаю это из серверной.

– Это что – шутка?– замер Тед в надежде на такой простой выход из ситуации.

София недоуменно развела руками и сморщила лоб.

– Похоже, что я шучу?

– Ты – гений!– восхитился громко Тед и протянул руку между сиденьями, чтобы пожать руку коллеге.

– Вот и я о том же,– засмеялась она и крепко пожала его пальцы.– Только мне понадобится гораздо больше времени, чем 15 минут, где-то часа полтора, а то и два. «Цербер» будет цеплять все приложения, которые оставил за время пребывания в системе, на это уйдет много времени. Поможешь мне протянуть время в серверной?

– Если это будет происходить в понедельник, то меня не будет целый день. Тебе нужно обговорить это с Ахматовым.

– Хорошо, я обсужу это с Алексом.

– Может быть, тебя отвезти в наш бар, позже подъедет Ахматов?

– Нет! У меня впереди еще два дня. Успею… Я так устала, и ноги от шпилек отваливаются. Отвези меня домой, пожалуйста.

– Не проблема. Тогда я сам ему обо всем доложу, а завтра вы встретитесь?

Девушка грустно вздохнула и согласно кивнула.

***

Утром, едва София проснулась, раздался звонок телефона. Это был Ахматов, и он настаивал на скорой встрече. Узнав обо всем от Андерсона, он хотел как можно скорее обсудить с ней детали завершающего этапа операции. Об этом София догадалась по слегка тревожным ноткам в его голосе, хотя говорил он о погоде, о прекрасном солнечном утре, в которое обязательно следует прогуляться где-нибудь по пляжу или парку.

Но она попросила его отложить встречу до вечера, так как была полностью настроена на разговор с Макстейном. Сегодня для нее был решающий день, и София не хотела допустить сомнений, еще раз увидев глаза Алекса. Так ей будет легче сказать Макстейну «да». А после пути назад не будет, и все разрешится само собой. Она исчезнет, образ Ахматова постепенно сотрется из памяти, потеряет свое значение. И, возможно, она даже будет счастлива… Хотя сейчас София об этом не могла и подумать, потому что прекрасно знала, как много ей понадобится времени и сил, чтобы забыть Алекса. Может быть, это будет легче, потому что он не предавал ее… Она ему этого не позволила сделать. А может, она будет страдать оттого, что не позволила, не попробовала, не дала себе шанса на удачу. Может, горько пожалеет, что упустила мечту, и это станет самой страшной из потерь…

Но что София могла сделать со своей гордостью и страхом?! Они перекрывали кислород, смешивали кровь с ядом и отравляли ей жизнь. Могла ли она перебороть себя, отказаться от всего на один миг и ощутить полноту и глубину настоящей жизни? Это было бы очень нелегко, но вдруг что-то сказало ей: «Сделай это, пока ты дышишь, пока дышит он. Если не переступишь черту, – сгинет все, чем ты дышала, жизнь будет похожа на осколки горьких воспоминаний и отчаянной тоски по несбывшимся мечтам, ничто не будет в радость, пополам расколется сердце…»

***

Пляж. София закрыла глаза и подставила лицо уходящему за горизонт солнцу. Дул ветер, и песчинки песка царапали кожу. В груди была какая-то пустота, даже сердце билось как-то глухо, безжизненно. Это ощущение возникло сразу, как только она вышла из кабинета Билла Макстейна, дав ему свое согласие.

И теперь теплая вода омывала ее босые ноги, а казалось, что она тонет целиком. София долго бродила по пляжу неприкаянная, подавленная, опустошенная. Куда-то подевались все мысли. Полное безмолвие, мрачная тишина. Будто она уже уходила в небытие. Но ведь еще было время… Еще можно было все исправить. Дать себе волю. Дать волю сердцу. София понимала, что будет страдать по Алексу в любом случае, оттого что не была с ним, и оттого, что была. Так почему она не могла хотя бы раз ощутить себя женщиной? Особенной, любимой, счастливой? Ведь не было мужчины на целом свете достойнее его…

Темнело. София должна была позвонить Алексу и договориться о встрече, но ее руки не поднимались взять телефон. И только она вспомнила об этом, как из ее фуляра на ремне джинсов выпал мобильный. София наклонилась и долго смотрела на песок, затем подняла трубку и набрала номер Ахматова.

– София, куда ты пропала?– беспокойно спросил он сразу, как поднял трубку.

– У меня была масса дел. Извините…

– Ничего,– смягчился Алекс.– Может быть, я подъеду сейчас?

– Наверное, сегодня я уже ничего не смогу сообразить. У меня предложение: давайте завтра с утра?

– Хорошо… Ты в порядке? У тебя голос странный?– чувствуя странное настроение девушки, спросил Алекс.

– Все хорошо… Сейчас лягу спать, а завтра обещают солнечный день… Наверное, будет здорово…

Алекс помолчал, а потом со слабой надеждой на согласие предложил:

– София, а почему бы не устроить прогулку на яхте? Я знаю один маленький островок, там можно устроить пикник…

София выпрямилась и повернулась лицом к морю. На горизонте появилась первая звезда. Девушка зажмурилась и тихо ответила:

– Я буду ждать вас в десять.

– Отлично!– обрадовался Алекс.– В десять я буду у твоего дома.– Доброй ночи!

На прощание у Софии не хватило дыхания, потому что от волнения чуть не разорвало легкие. Она могла бы отказаться и встретиться с Алексом в баре или на пляже, где было меньше всего ушей, но она приняла его приглашение на пикник, твердо решив, чего хочет.

Не важно, что будет потом, какие люди встретятся, о чем пожалеет или будет мечтать, София знала: только одно мгновение она пронесет в памяти через всю жизнь, и только оно одно будет согревать ее душу в самый лютый холод. И она хотела навсегда запечатлеть