Под тенью твоих чувств - Нетта Хайд Страница 16

Когда Айзек уходит, я отправляюсь на кухню, чтобы выпить лекарства, и, застываю напротив стола, на которым стоит аптечный пакет. Открываю его и, увидев сверху записку, беру ее в руки и читаю: «Можешь хоть всего меня утопить в медовом сиропе. Это не благотворительность, Скай, а дружеский жест. Если не будешь их пить, я привезу тебе домой бездомных кошек, и ты ничего не сможешь мне сделать. Твой ужасный друг Айзек».

Дочитав до конца, внутри появляется какое-то странное тепло… Тепло от осознания, что в моей жизни все-таки остались люди, которым на меня не плевать.

Как мы стали ужасными друзьями?

*семь лет назад*

Палата.

– И как я должна впихнуть в себя это? – монотонно спрашиваю сама у себя, тыча ложкой в порцию пресной овсяной каши.

Поднимаю ложку ко рту, собираясь заставить себя осилить эту неперевариваемую пищу, и как только каша касается моего языка, дверь палаты распахивается и внутрь входит какой-то темноволосый парень в белом халате, который тут же захлопывает ее за своей спиной и направляется ко мне. Точнее не ко мне.

Он опускается на колени перед моей кроватью, заглядывает под нее, а потом слишком быстро скрывается под ней, отдергивая простынь до самого пола.

Я устремляю взгляд в одну точку перед собой, не обращая внимания на странного парня под моей кроватью, где стоит пустая утка.

– Где этот мудак? – громкий голос взрывает стены палаты. Равнодушно смотрю на человека, который выглядит так, словно в него вселились сразу несколько демонов. – Я спросил: где этот мудак?!

– Я его почти доела, – отвечаю беспристрастным тоном, сглатывая небольшую порцию каши. – Хотите попробовать? – предлагаю я, протягивая ему тарелку.

– Что? Ты невменяемая? – возмущается он.

– Да, дисфункциональна на все тело. Не видно разве? – интересуюсь я, указывая пальцем на свои перебинтованные ноги. – Если вы дадите больше подробностей, я отвечу на ваш вопрос. Если нет, мне придется съесть и вас.

Он хмуро смотрит на меня, как будто видит перед собой психически неуравновешенную дуру, а потом окидывает взглядом палату, прежде чем молча покинуть ее и громко хлопнуть дверью.

– Жаль, – вздыхаю я, снова стуча ложкой по тарелке. – А так хотелось разнообразия…

Парень хватается двумя руками за край кровати, частично выползая из-под нее. Я перевожу на него взгляд, обращая внимания на его внешность: черные волосы, ниспадающие на лоб, тонкие губы изгибаются в улыбке, карие глаза смотрят на меня с теплотой и интересом.

– Мы с тобой не знакомы, но я хочу с тобой дружить.

– Если ты принесешь сюда нормальную еду, я подумаю над твоим предложением.

– Бургер? – интересуется он, изогнув бровь.

– Что-то без мяса, но очень вкусное. Если вкусного не найдется, то просто что-то соленое.

Он полностью выбирается из укрытия, после чего подходит к окну, открывает его и, обернувшись ко мне, говорит:

– Не закрывай, я сейчас вернусь.

Ну, как бы, «я» и «встать» все еще не сильно совместимы…

Он вылезает в окно, оставляя меня наедине, и я снова возвращаюсь к самому интересному занятию – смотрю в стену и лениво ковыряю ложкой слизкую кашу.

Спустя двадцать минут слышу шум и поворачиваюсь в сторону, видя то, что этот парень сдержал свое слово – вернулся с пакетом, вероятно, еды.

– Все, что было из соленого в ближайшем маркете, – говорит он, выставляя передо мной запечатанные контейнеры с едой. – Меня зовут Айзек, – протягивает мне руку, на которую я долго смотрю, а потом поднимаю взгляд к его лицу и произношу:

– Если ты врач, то я не помню своего имени.

– А если крестный сын врача? – интересуется он, продолжая держать руку передо мной. – Эйс Ригерт – мой крестный отец.

– Тогда тем более не помню.

– Перестань, ты спасла меня от смерти, я обязан знать имя своей спасительницы.

– Не сработает, – говорю я, открывая контейнер и нападая на рис с овощами, как будто впервые в жизни вижу его.

Стук в дверь заставляет меня напрячься, ведь по наставлению крестного отца этого парня мне нельзя есть ничего вкусного и соленого по какой-то причине. И в этот момент Айзек выхватывает из моих рук рис, усаживается на край тумбочки и приступает к поеданию моей еды:

– …представляешь, и в тот день я впервые узнал, что такое испанский стыд.

– Айзек, что ты тут делаешь? – спрашивает Эйс, бросая озадаченный взгляд на этого странного парня.

– Поднимаю настроение своей подруге, – невозмутимо отвечает он, – и ем.

– Можно тебя на минуту? – просит его, и тот, подмигнув мне, уходит с ним.

– Вот ты и поела, Скай… – падаю на кровать, разочаровываясь в очередном пустом дне.

Уже больше шести месяцев я лежу в этих стенах, где мне никто не может нормально объяснить, что со мной не так. Возможно, им до сих пор важно найти кого-то из моих ближайших родственников, чтобы как-то определить мою дальнейшую судьбу, но, увы, у меня никого нет… Больше никого нет.

После того раза, когда я попросила у доктора Ригерта телефон, я делала это еще несколько раз… В один из таких дней я нарыла информацию о смерти моей тети. И это была одна из самых топовых новостей в поиске по моему запросу…

Жасмин… Благородная семья Болдуин устроила торжественные и роскошные проводы неизвестной женщины, обеспечив ее захоронение со всеми почестями на мемориальном кладбище Пирс Брос Мемориал Парк.

Моя истерика в тот момент достигла пика. Я вновь возненавидела себя за свой выбор. Возненавидела себя за то, что я такая идиотка. Возненавидела за то, что не дала ей шанс на спасение, угробив и ее, и себя, и деньги, которые могли бы ей помочь.

Я лежала в палате и просто плакала в подушку, ощущая внутри себя только боль в совершенно разных объемах, которые поочередно вскакивали до предела и понижались до пустоты, а потом по новой.

В тот раз я узнала еще кое-что интересное…

Меня никто не искал, не ищет и не будет искать. Никто не афишировал мою смерть, которую так правдоподобно представила Карлотта Болдуин своей матери в день моей… смерти.

Все, что стало известно мне из новостей, найденных в интернете: «Приемная дочь семьи Болдуин по достижению совершеннолетия приняла решение покинуть семью и отправиться в путешествие по миру. И семья Болдуин не стала ей препятствовать, дав полную свободу выбора».

Как забавно…

Карлотта говорила мне об этом тогда. Сказала, что сделает все так, что обо мне даже никто и не вспомнит. И она, черт возьми, не солгала. Меня не вспомнили, не