Легенда о яблоке. Часть 2 - Ана Ховская Страница 113

– Ты безжалостна!– усмехнулся Алекс.

София лишь пожала плечами в ответ.

И снова между ними сквозило напряжение. Они одновременно взглянули друг другу в глаза и задержали пристальные взгляды на несколько секунд. Но девушка первой отвела взгляд, решительно поднялась и направилась к выходу из гостиной. Вытянув руку в направлении двери, она настоятельным тоном проговорила:

– Вам уже пора!

Ахматов беззвучно вздохнул и не стал испытывать ее терпение.

У самого выхода, когда София уже приготовилась открыть ему дверь, Алекс задержался и, неожиданно повернувшись, обхватил девушку за талию так быстро, что она не успела отпрянуть назад и, склонив голову к ушку, откровенно прошептал:

– Ты не представляешь, чего мне стоит держать себя в руках!

София оцепенела, и ее изумленный взгляд замер на его подбородке. Алекс так же резко отстранился, открыл дверь и исчез за ней.

На Софию пахнуло ароматом муската, и ее колени вдруг задрожали. Что значили этот поступок и эти слова, она даже боялась предположить, потому что знала, что снова запутается в своих чувствах и мыслях.

Простояв у двери с минуту, София обняла себя руками и, ссутулившись, пошла в гостиную. На журнальном столике лежало приглашение на прием. Она с неприязнью покосилась на него и отвернулась в сторону кухни. Жутко захотелось съесть чего-то сладкого.

Когда София вышла из кухни, ее взгляд снова упал на приглашение. Прием Фарлонга был назначен на среду. Это означало, что у нее оставалось три дня на подготовку. Она уже мысленно прикидывала, что из спецсредств всучит ей Майк в этот день и радовалась тому, что не будет тех жутких туфель на невообразимо высоких каблуках и удушающего черного платья. И как бы она ни противилась мысли о присутствии рядом Ахматова, она все равно понимала, что он будет ее спасительным кругом. Ну и, конечно, у нее будет еще один удачный естественный повод побыть с ним вместе, как бы она на него ни злилась.

***

Утро понедельника по ощущениям напоминало суровое, туманно-дождливое утро в Вашингтоне. Алекс был задумчив и встревожен произошедшими изменениями в планах операции «Леди». Об изменениях знал только он и директор Макстейн, остальные агенты, непосредственно контактирующие с Леди, еще не были оповещены. Все изменения касались лично Мэдисон. И Алекс выбирал слова и ждал подходящий момент, чтобы поставить девушку в известность.

Он стоял у окна в кабинете, напряженно всматриваясь в очертания зданий и улиц, и с волнением вспоминал разговор с Биллом, состоявшийся на кануне…

– Я сам нервничаю, мягко говоря… Но ничего не поделаешь. Время не терпит. Мы планировали использовать Леди только в агентстве, у нее это прекрасно получается: есть доступ во многие места или, по крайней мере, вы с Тедом можете ей его обеспечить. Только вот загвоздка в том, что у нас больше нет специалиста, который мог бы установить «Цербер» у Фарлонга. Нашего агента неожиданно перебросили на серьезную точку…

Макстейн напряженно помассировал висок двумя пальцами и расстроенно покачал головой.

– Понимаю, что мое предложение прозвучит слишком неожиданно, но, боюсь, нам больше некого послать на установку программы, кроме Леди. Сейчас все специалисты такого профиля на выездах, на поиски нового опытного техника уйдет минимум три – пять дней. А у нас нет времени…

– Я понимаю, сэр,– ощутив тревожный комок в горле, проговорил Алекс.– Вариантов больше нет?

– Нет. И у вас всего два дня, чтобы поработать с Леди.

– Сэр, я встревожен не менее вашего,– с нескрываемой тревогой произнес Ахматов.– Впервые у меня закипают мысли и дрожит в груди. Боюсь, я теряю квалификацию.

Макстейн удивленно глянул в сторону агента и тоном, ожидающим серьезных объяснений, произнес:

– По какой причине?

Алекс знал, что без объяснений не обойтись и лукавить не собирался. Директор чувствовал любую отговорку на первом же слове. Ахматов поднялся, прошел к окну, застекленному от пола к потолку, и, всматриваясь в темное небо, откровенным тоном признался:

– Я плохо сплю, не могу сосредоточиться на деле…

– И все это называется – София Мэдисон?– глядя ему в спину, перебил Макстейн и улыбнулся уголком губ.

– Это так заметно?– удивился Алекс и оглянулся.

– Боюсь, что да.

Ахматов громко нервно выдохнул, сунул руки в карманы брюк и уперся лбом о холодное стекло.

– Сумасшествие какое-то! Что бы я ни делал, не могу избавиться от навязчивых мыслей о ней. Никогда не думал и представить не мог, что буду так привязан к женщине. Я переступаю порог агентства и усилием воли сдерживаю себя, чтобы не найти лишний повод увидеть ее, поговорить с ней, пройти мимо ее стола… Перестаю себя контролировать рядом с ней… Простите, что признаюсь в таком, но это сильнее меня и, самое ужасное, что я уже не представляю, что будет как-то иначе…

Билл внимательно слушал и, вместо ожидаемых Алексом упреков и порицаний, тихо понимающе ответил:

– Нет, Александр, это чувство придает тебе силы. Ты не можешь быть слабым. Я полагаю, все дело в яблоке…

Ахматов недоуменно отстранился от стекла и растерянно оглянулся.

– В яблоке?!

– Да, в яблоке,– грустно улыбнулся Билл и задумчиво погладил свой подбородок.– Ты разве не слышал легенду о яблоке?

Алекс сдвинул брови: неожиданный странный поворот в беседе вывел из охвативших его тяжелых переживаний.

– Я знаю о таком не понаслышке, сынок,– продолжил Билл тоскливо-печальным голосом.– Прошло уже семнадцать лет, как я потерял Лизу. Но по сей день каждое воскресенье я посещаю ее могилу… В доме остался ее запах, я не переставлял мебель, не менял даже вышедшие из строя приборы. Все, к чему она прикасалась, – свято для меня, хранит тепло ее рук. Раз в год, в Рождество, я неожиданно заболеваю. Мои ноги и руки слабеют, голова тяжелеет, я ни на что не способен – слаб и уязвим. Этот день мы всегда проводили особенно. Наедине. На побережье… Я даже не переехал в Вашингтон, потому что не смогу забрать с собою дом, в котором она жила…

Билл часто заморгал и протер влажные глаза пальцами. Потом внимательно посмотрел в глаза Алекса.

– Это не любовь, не страсть, не сумасшествие… Это воздух для дыхания, это вода для жизни, это зрение, слух, осязание… Это то, без чего ты не сможешь жить, лишь раз взглянув в ее глаза. Именно в ее, и больше ничьи…

– Я не успел заметить, когда она проникла в мои мысли. Как будто все происходило без моего ведома,– смятенно произнес Алекс.

– Ты хочешь избавиться от этого чувства?– серьезно спросил Билл.

– Оно доставляет мне много хлопот…

Алекс замолчал. Нет.