Мила Бояджиева - Сладкий роман Страница 80

- Вот видите сами, Микки так похожа на своих родителей... - Дикси прижалась к Майклу. На секунду мелькнула мысль - а что подумал бы Эрик, обзаведясь темнокожей внучкой? Но сомнение тут же развеялось: дед обожал бы эту девчушку! Потому что у людей все должно быть по-людски. А значит - с любовью.

- Уфф! Шикарная история с этой малышкой! Только, надеюсь, она произойдет уже во второй серии нашего фильма. - Соломон налил себе вина. Где-то я согласен с Шефом - не стоит слишком увлекаться сладостями.

- Я рассчитываю на то, что мы проведем съемки в хорошем темпе, ? поддержал его Герт, а во время фестивального просмотра нашего фильма или на церемонии вручения "Оскаров" мне удастся завоевать сердце какой-нибудь Изабель Аджани или, ещё лучше, русской актрисы, которую "дублировала" в моем фильме Дикси.

- Я уж постараюсь вписаться в хэппи-энд и непременно заполучить русскую подружку, не затягивая удовольствия. Пора, наконец, реализовать идею законного брака - Ал подмигнул Солу. - Не грусти, старина, Башня позаботилась и о тебе. Сдается мне, совсем скоро сюда заявится милейшая гостья. Говорят, бывшая супруга Артемьева совсем не дурна, а Не обижайся, я хоть и пошляк, а ворожу не хуже этой слепой индуски. Вон какой убойный сценарий подарило мне провидение. Можно сказать, идея и герои прост свалились мне на голову.?

Алан огляделся, ища глазами хозяев, и крякнул от удовольствия: прекрасный кадр! И как здорово монтируется с финальным!

У балконного парапета тесно прижавшись стояли двое. Ветер спутал их волосы, руки сплелись. Словно ладони в мольбе, прижались друг к другу тела... Единое существо, слившиеся для совершенной гармонии половинки. Как тогда, на Башне. Только вокруг - ликует весенний свет, а в забинтованной, отяжелевшей руке маэстро нет скрипки. Той, легкой и мудрой, что лучше всех могла бы рассказать об этом.

P. S. Дикси Девизо-Артемьева.

Скоро Рождество. Посапывает сладко спящая дочка. На прибывшей из леса елке мерцает серебристая пыль. В тишине, словно хрустальные мотыльки, порхают звуки клавесина...

Исповеди и признания, спрятанные в этой тетрадке, кажутся мне теперь глупым и не слишком удачным художеством. Но три цветка на обложке взывают о милости. Я не бросаю тетрадь в камин. Я смотрю на спину играющего Майкла, на его чуть покачивающийся в такт колыбельной затылок, и не могу поверить, что весь этот необъятный покой, всю заключенную в звуках вечную нежность, прощение и любовь дарит лишь одна его рука - рука моего Микки.

Вальдбрунн. 23 декабря 1995 г.