Освобождение (ЛП) - Лейк Кери Страница 57

Мои попытки скрыть улыбку также бессмысленны, как и его.

— Надо же, как мы нетерпеливы.

— Напряжены. Мне нужно проветрить голову, и ты — единственное, что может помочь мне отвлечься.

— Ну тогда..., — поддев пальцами футболку, я снимаю ее через голову и скидываю шорты.

Я уже несколько недель не носила свои винтажные платья, и если бы знала, что сегодня вечером он ко мне заскочит, то непременно какое-нибудь надела. Но я рада, что от скуки хотя бы сделала эпиляцию.

— Прости меня за грехи, которые я собираюсь совершить.

Когда я опускаюсь перед ним на колени, его ладонь крепко сжимает мое горло, не давая мне к нему приблизиться. Не ослабляя хватки, Дэймон отводит от меня свои полные муки глаза.

— Возможно, я нахожусь в самом опасном месте, где когда-либо был, с преступниками, которые готовы выпотрошить меня живьем.

Если он думает, что его слова меня заводят, то очень ошибается. Мое либидо тает, словно сдувшийся воздушный шар.

Он сильнее сжимает пальцы у меня на шее, физически передавая мне свое отчаяние.

— У меня голова идет кругом, и все же один твой вид приносит мне радость. Удовлетворение, — Дэймон отчётливо произносит каждое слово так, будто они — полная противоположность своему значению. Будто этот факт полностью выводит его из равновесия.

Когда он встречается со мной взглядом, его хватка немного ослабевает.

— Айви, обещай мне, что не наделаешь глупостей. Потому как, мне кажется, что привести тебя сюда было самым идиотским из совершенных мною поступков, и, если с тобой что-нибудь случится..., — внезапно в его глазах появляется ярость, холодная тьма, от которой у меня покалывает кожа. — Бог никогда не простит мне того, что я тогда сделаю. В этом мире у меня осталась только ты.

Мне хочется остаться равнодушной к его словам, улыбаться им, опасаясь, что как только они проникнут мне под кожу, я познаю огромную боль. Но это уже в прошлом. С ним я зашла так далеко от своей зоны комфорта, что даже не могу признаться в том, что влюбилась в него.

Пульсирующий висок — это мои зарождающиеся слёзы, которые он уже чувствует, и когда они снова вырываются наружу, мы без слов понимаем причину. Еще сильнее сжав мне горло, Дэймон толкает меня на кровать и, пригвоздив к матрасу, устраивается между моих бедер. Он входит в меня одним резким толчком, без жалости и лишних предисловий. Его лицо краснеет от ярости, на шее вздуваются вены, и он душит меня так, словно предпочел бы убить меня сам, чем смотреть, как я умру от руки кого-то другого.

Легко скользя внутри меня, его член растягивает и наполняет мою плоть, пока я упиваюсь нашим грехом. Запрокинув голову, я закрываю глаза и ловлю ртом воздух, которого он меня лишил. С каждым головокружительным толчком его члена у меня пульсируют легкие, моля о капле кислорода.

— Я не позволю другому мужчине прикоснуться к тебе, — цедит он сквозь стиснутые зубы, и я гадаю, кого он сейчас видит — меня или мужчин, которые умрут от его рук.

Часть меня жаждет развеять его обеспокоенность, но большая часть обезумела от нехватки воздуха и приближающейся кульминации.

В глазах начинают мерцать искры, в сознание, словно яд, просачивается чернота, готовясь меня поглотить, но от напряжения в мышцах и от пульсации в самом низу живота я выгибаюсь к нему, извиваясь в поисках кислорода и скорейшей разрядки.

В одно мгновение мир у меня в глазах взрывается, и вспышка ослепительного света озаряется прохладным глотком свежего воздуха, наполнившего мои легкие.

Открыв глаза, я вижу, как Дэймон запрокинул голову, выгнул спину и, содрогаясь, с проклятьями извергает из себя остатки своего высвобождения.

Схватившись за горло, я переворачиваюсь и кашляю. Жадно глотаю воздух, словно только что вернулась из мертвых. Когда я пытаюсь отдышаться, мне становится стыдно за овладевающее мною ощущение. Я никогда раньше не кончала от удушья, но, похоже, теперь это мой новый фетиш.

Я лежу рядом с Дэймоном и, прижавшись к его груди, вдыхаю восхитительный мужской аромат одеколона. Я провожу пальцем по лёгкой поросли волос у него на груди.

— Какими они были? Твоя жена и дочь?

Дэймон двигается подо мной. Скорее всего, он хмурится, глядя на меня сверху вниз, но я даже не пытаюсь поднять на него глаза. Возможно, с моей стороны — это чистый мазохизм, но мне искренне хочется узнать, как он их любил.

Его грудь поднимается, и он глубоко вздыхает.

— Вэл была... красивой и умной, как ты, но более решительной. Такой решительной, что иногда даже глупой.

— А я не глупая? — спрашиваю я, удивившись, что он так не думает.

— Иногда.

При этих словах я сажусь и шлепаю его по руке, а он смеется, прижимая меня к себе.

— Ты более расчетлива. Ты знаешь, когда нужно затаиться и выждать.

— Значит, она была импульсивной?

— Да. А Изабелла была полной ее противоположностью, — он проводит большим пальцем по моему плечу, и наклонившись, целует меня туда. — Она была терпеливой и мудрой. И очень сильной. Мой боец.

— Мне так жаль, что их у тебя отняли.

— Я уже с этим смирился. А теперь просто пытаюсь все исправить.

— Но почему именно Вэл? Почему Эль Кабро ее убил? — знаю, что ступаю по тонкому льду, но мне нужно знать.

— Она была посвящена в дела моего отца. А в преступном мире, где знание — сила, она стала опасной. А опасных людей устраняют без лишних вопросов.

— Почему они не убили тебя?

— В убийствах есть свой этикет. Смерть Вэл — это бизнес. А моя смерть разожгла бы войну с моим отцом.

— А Изабелла?

При упоминании ее имени он вскидывает брови.

— Невинная жертва.

Мне не хочется признаваться в том, что я говорила с Серхио об Эль Кабро, но при мучительной мысли о том, как спокойно этот живодёр расправляется с детьми вроде Изабеллы и брата Серхио, я понимаю, если уж до этого дойдет дело, Дэймона он точно не пощадит.

— Тебе не обязательно это делать, ты ведь знаешь? Мы могли бы отсюда уехать и никогда не возвращаться.

— Могли бы, — на его губах проступает легкая улыбка, но он хмурится, и она тут же исчезает. — В ночь перед их смертью Изабелла проснулась от ужасного кошмара. Когда я снова уложил ее в постель и сел рядом, она спросила, что бы я сделал, если бы она умерла от рака. Я так долго отгонял от себя эту мысль, что никогда об этом не задумывался. Впереди всегда была лишь черная пустота. Я ответил ей, что не знаю.

Глубоко вздохнув, он кладет руку под голову и смотрит в никуда.

— Рак оставляет после себя только пустоту. Не на кого сердиться, разве что на Бога. И не важно, прощаешь ты или тонешь в этом гневе, рак просто продолжает убивать одного ребенка за другим. Все, что ты можешь сделать, это жить дальше. Но убийство... это кое-что совершенно другое, — его глаза теряются в словах, удерживая уровень очарования, который показался бы неуместным для того, кем он был всего несколько недель назад. — Айви, я не могу уехать. После Кэлвина мне снились очень реалистичные сны об Изабелле, напомнившие мне, какой юной и невинной она была. Несправедливо, что она так упорно боролась за жизнь только, чтобы ее выдернул из этого мира какой-то алчный ублюдок.

— Но почему это непременно должен быть ты? Это тебе не разборки с Кэлвином. Это картель.

— А мне нужен всего один человек.

— Да. Большой босс. И мне не охота читать о том, как твое тело обнаружат в нефтяном баке.

— Айви, я священник. Уверен, что к моей утилизации они отнесутся с большим уважением. Может, закатают меня заживо в бетон или типа того.

— У тебя вообще есть план? В смысле, ты приехал сюда, повинуясь внезапному порыву уничтожить картель. Если честно, это немного безответственно.

— Мой план состоит в том, чтобы выяснить, кто заказал убийство моей семьи. А дальше я сам разберусь.

Отсутствие информации выводит меня из себя, предвещая мне еще несколько недель в этом забытом Богом месте. Да, я вызвалась поехать с ним. Да, я понимала возможные последствия. И да, я признаю, что мужчина кидается в погоню за наркобароном не для того, чтобы избавить свою девушку от скучного пребывания в мотеле. И все равно это меня бесит.