Академия Аркан (ЛП) - Кова Элис Страница 41

Он ведёт нас через дверь спальни и по обветшавшим комнатам этой реликвии прошлого. Спускаясь по лестнице, мы проходим мимо главного входа и направляемся к кухне. В глубине — небольшая служебная дверь: переулок — куда более удачное место, чтобы ускользнуть незамеченными. Кто знает, насколько оживлён главный фасад этого поместья. Хотя, судя по его состоянию — вряд ли сильно.

Сайлас замирает у порога, глаза блестят в тусклом свете. Он словно съёживается, плечи опадают внутрь. Для человека его телосложения, мускулистого, внушительного, он весьма искусно умеет казаться маленьким и неприметным.

У них его семья. Он не сказал этого вслух. Но, учитывая обстоятельства… мы оба можем это предположить. Физическая клетка не удержит человека, чья магия способна унести его куда угодно.

— Сайлас… — Я колеблюсь, не веря, что собираюсь это сказать. Я, честно, собираюсь отказаться от идеи уйти и по-настоящему вернуть себе свободу. Но когда он поворачивается ко мне, с лёгким удивлением во взгляде, все сомнения исчезают. — Если хочешь остаться, можешь. Я вернусь за тобой. Или дай мне вторую карту Колесницы — и я вернусь в твою комнату, когда всё сделаю.

— Я не отпущу тебя из виду.

Я разворачиваюсь к нему лицом.

— Ты прав. Мысль сбежать действительно мелькнула. Но теперь, когда я знаю, что у них твоя семья… я не сбегу. Не могу. После всего, что они сделали со мной и с моей семьёй, я не стану причинять такую же боль другому.

Он поёживается, внутреннее напряжение прорывается во всех крошечных мышцах лица.

— Я не могу тебе доверять.

— Понимаю. — Я киваю. — Мы только что познакомились. Я и сама едва ли тебе доверяю.

— Но я спас тебе жизнь. — В его голосе — искреннее удивление.

— Каэлис тоже. — Это его мгновенно осаживает. — Когда будешь готов.

Сайлас в своём собственном ритме переступает порог. Останавливается, поднимает лицо к небу и глубоко вдыхает. Это напоминает мне, как я поступила, впервые оказавшись в оранжерее. Первый вкус свободы на ветру… даже если «свобода» — это всего лишь иллюзия.

Медленно мы делаем шаг. Вместе. Ещё один. Я подстраиваюсь под его темп. Под каждую его паузу. Под каждый шаг.

Прежде чем я осознаю это — мы бежим.

Мы срываемся в бег по переулку, выскакиваем на улицу. Я вырываюсь вперёд, ведя нас к Клубу Звездной судьбы. Мы петляем между прохожими в плащах и вечерних платьях, как два уличных оборванца, спасаясь от закона. За нами несутся крики, но никаких других шагов не слышно. Мы — слишком быстрые, сливаемся в размытое пятно.

Бежим от тьмы. От грязи. От крошечных коробок, в которые нас запихнули.

Когда в боку будто разрывается всё на свете, я увожу нас в укромный угол. Мы на краю Позолоченного Квартала. Литые фонари, покрытые позолотой, благодаря которым район получил своё название, начинают попадаться всё реже. Я почти ощущаю запах Крысиных Трущоб — значит, осталось совсем чуть-чуть: через Каменные Ступени, затем вверх по Монетному Холму — и мы у Клуба.

Он уже почти рядом. Я почти ощущаю вкус игристого вина, которое подаём в главном салоне — оно сладкое, как каждый глоток тёплого летнего воздуха.

— Не возражаешь, если я передохну? — спрашивает Сайлас. Он даже не запыхался. Очередное напоминание о том, насколько я физически ослабла.

Я качаю головой и вытираю пот со лба. Он присаживается, подтягивает колени, ставит на них сумку и вытаскивает принадлежности для нанесения карты. Бумага — такая же, как у меня, и чернила — самые обыкновенные. Но когда он начинает рисовать, я чувствую мощнейший поток силы. Я стараюсь не выдать, насколько пристально слежу за его действиями.

— Куда мы направляемся? — спрашивает он.

— В Клуб Звёздной Судьбы.

Он издаёт короткий звук понимания — похоже, Арина упоминала его. Я опускаюсь рядом. Мы сидим на ступенях, и немногочисленные прохожие, вышедшие на вечернюю прогулку, не обращают на нас внимания. Всё же Сайлас прячет свою работу — карты он держит внутри блокнота, так что со стороны кажется, будто он делает записи. По мостовой громыхают экипажи, их пассажиры — в блаженном неведении о нас.

— Странно снова оказаться здесь.

— Верю. После Халазара… — Он не смотрит на меня, сосредоточен на чертежах.

— Не только из-за Халазара. — Я замолкаю. — Мы с Ариной родились не так уж далеко отсюда, если можешь поверить.

— Правда? — Его перо замирает. — Она говорила, что вы выросли в Гнилом Логове, а потом жили на улице.

— Мы были там не всегда. Но она была слишком маленькой, чтобы помнить что-то другое… Когда у Матери начались трудности, нас прижали сборщики долгов — и мы оказались в Логове. Так Мать и вернулась в Шахты на пять лет. Первую пятилетку она отработала ещё до моего рождения. А деньги с этой второй шли нам на жизнь. — Но даже целый регилл за пять лет — это слишком мало и слишком медленно. Поэтому Мать подрабатывала: помогала арканистам — и за деньги, и по убеждениям. Делом всей её жизни, которым я охотно занялась после неё.

Я продолжаю:

— После её смерти пришли дозорные. Они чуть не нашли принадлежности для карт, которые она оставила нам. Уже тогда они говорили, что отправят меня в Шахты раньше срока — ведь я теперь глава семьи… Но я не собиралась позволить, чтобы сбор ресурсов для карт отнял меня у Арины, как отнял маму. Так мы и сбежали, и начали жить на улицах, скрываясь от дозора.

Лицо Матери всё ещё ясно перед моими глазами — благодаря Эзе. И я не могу решить: ненавижу ли я его за это или, странным образом, благодарна. Время начинало стирать тонкие «гусиные лапки» у её глаз и глубокие, заслуженные линии улыбки. Я не хочу забывать их.

— Неужели они и правда отправили бы ребёнка в Шахты? — Сайлас явно сомневается. Обычно задание становится обязательным только в двадцать — по аналогии с академией.

— Может быть. А может и нет. — Я пожимаю плечами. — Я не стала ждать, чтобы узнать, была ли это пустая угроза. К тому же, если они стояли за смертью матери, я не хотела оставаться там, где нас могут найти.

По выражению Сайласа видно, что он это понимает.

— А где был твой отец во всём этом?

— Я его не знала. — В памяти всплывают смутные, расплывчатые образы мужчины, из тех времён, когда мы ещё жили в том большом, сияющем доме. Но ни одного чёткого воспоминания. — Мать о нём не говорила. Всё, что я знаю — после его ухода начались наши трудности. Он не заботился о нас настолько, чтобы хотя бы раз появиться, а значит, у меня не было причин его искать. Если мы были для него мертвы — он мёртв для меня.

— И никого не было в обширной семье Шевалье, к кому вы могли бы обратиться?

Меня пробирает дрожь, несмотря на тёплый летний воздух. Арина сказала ему нашу фамилию? Нашу настоящую фамилию? Ту самую, которую Мать велела доверять лишь тем, за кого мы готовы отдать жизнь? Наша фамилия — как наша особая карта, — говорила мне Мать. Наше величайшее сокровище и самая глубокая тайна.

— Арина упомянула, — мягко произносит он, словно читая мои мысли.

— Иначе бы ты её не знал. — Я заставляю себя улыбнуться и отгоняю нарастающее беспокойство. — Тебе стоило с самого начала называть меня по фамилии. Я бы куда меньше тебе не доверяла.

— Правда?

— Мы — люди скрытные. — Это мягко сказано. — Если она рассказала тебе нашу настоящую фамилию, значит, она тебе доверяла. — Сайлас, должно быть, чувствует мой взгляд, потому что приподнимает подбородок и встречает его. Я не отвожу глаз. — Если она доверяла тебе так сильно… то и я буду.

Он открывает рот, потом закрывает, подбирая нужные слова. И, наконец, его лицо озаряет лёгкая, искренняя улыбка.

— Что ж, я буду звать тебя так, как тебе угодно.

Он выбрал правильные слова.

— Пока что — Редуин. Всё остальное — забудь.

— Пусть будет Редуин. — Он завершает работу с изяществом. Я не могу отвести взгляда, когда чёрные чернила подсыхают, превращаясь в сверкающее серебро. Сайлас прячет карту и принадлежности обратно в свою сумку и перекидывает ремень через плечо.