В твоих глазах (ЛП) - Джусти Амабиле Страница 41

— Например, посадить мне на хвост Клариссу. Бабушка хочет, чтобы я снова женился, но на женщине, достойной надежды стать первой леди.

— Если бы ты баллотировался в президенты с Клариссой рядом, тебе пришлось бы сначала отрезать ей язык. Только немой она может быть тебе полезна.

Он смеётся, и мне приходится избегать его взгляда. Я рискую быть прочитанной изнутри.

Я всё больше задаюсь вопросом, что меня связывает с этим мужчиной. Нас ничто не объединяет. Наши истоки и истории даже не соприкасаются друг с другом.

«Какое мне дело? Он тот, с кем я просто трахаюсь. И я для него тоже — всего лишь возбуждающая вариация. Я нравлюсь ему потому, что отличаюсь от его привычного типа. Ему и в голову не придёт познакомить меня со своей деспотичной бабушкой, разве что назло ей, чтобы расстроить. Вот так, да, я похожа на шлюху из трущоб, которую бунтующий восемнадцатилетний подросток берёт с собой на ужин, чтобы шокировать семью».

Не то чтобы я хотела чего-то другого, так что всё в порядке.

— Маркус, как ты с ним познакомилась?

Еда попадает не в то горло, когда слышу вопрос.

— Если тебе хочется поговорить, не стану тебя останавливать, но у меня нет желания откровенничать, — бормочу я.

— Это безобидный вопрос.

Совсем не безобидный, поскольку мы познакомились в учреждении для несовершеннолетних, где-то между детским домом и исправительной школой. И я не хочу, чтобы он знал.

— В старших классах, — вру я. Профессор всё равно никогда не узнает правду.

— Ух ты. Значит, первая любовь.

— Абсолютно.

— А потом?

— И что потом?

— Почему всё закончилось?

— Потому что, как ты сказал, «никогда» — это переоценённое понятие. Пути расходятся, и фраза «мы никогда не расстанемся» вскоре превращается в «не звони мне больше». Человек растёт. Меняется. Так бывает.

Он изучает меня, кажется, собираясь задать вопрос, который, как вижу по его глазам, может мне не понравиться. В конце концов решает не рисковать и меняет курс, задавая чуть менее навязчивый вопрос. По крайней мере, он так думает.

— Почему ты так поздно поступила в колледж? Что произошло между выпускным и сегодняшним днём?

«Тусовалась с Маркусом. Он надирал задницы, а потом провела четыре года в тюрьме, потому что помогла отправить к создателю одного засранца».

— Я работала. На… государственной работе. Мне не удавалось получить стипендию, и… не у всех есть трастовые фонды. Но в этом году я добилась своего.

— Ты не сдалась.

— Я сдаюсь только тогда, когда не остаётся надежды.

— А с Маркусом надежды больше нет?

— Нет. Но теперь хватит.

— Но ты продолжаешь его любить? — Вот, он снова пытается. Уверена, именно этот вопрос он хотел задать мне раньше.

— Хватит, — повторяю я.

— Я просто хочу знать, любишь ли ты его до сих пор.

— И я не буду тебе отвечать. Спасибо за ужин, за день, за секс: сейчас я оденусь и пойду домой.

Я встаю из-за стола, но его рука удерживает меня.

— Останься.

— Ты сумасшедший.

— Возможно. Но я хочу, чтобы ты осталась.

— Профессор, не питай обо мне никаких иллюзий: я именно такая, какой кажусь, — шлюшка, подходящая для кувыркания, но не из тех, кто остаётся на ночь. Вчера не в счёт, потому что я была пьяна. А если ты просто хочешь повеселиться, то завтра на лекции можешь получить столько, сколько захочешь. Так было с самого начала, не так ли?

Я иду к дивану, всё ещё кутаясь в его рубашку, которая доходит мне до середины бедра. Обвожу взглядом свою скомканную одежду и сжимаю её в кулаке. Где, чёрт возьми, я могу одеться, в этом чёртовом доме, где нет ни одной двери? Слышу глухой стук. На пол падает выкидной нож, что хранился в кармане моих брюк. Я наклоняюсь, чтобы поднять его и спрятать, но уже слишком поздно.

Байрон приблизился и смотрит на меня. У него приподнятые брови и обеспокоенное выражение лица.

— Я ничего у тебя не крала, — говорю поспешно. — Это моё.

— Ты всегда носишь его с собой?

— Когда мне хочется.

— У тебя не было его в ту ночь, когда ты избила Рода.

— Нет.

— А почему именно вчера взяла? Этот парень, студент… он плохо себя вёл?

— Эрик добрый и безобидный.

— Но на днях в баре он так пялился на твои сиськи.

— А ты, напротив, сел ко мне спиной и строил глазки своей будущей первой леди. Каждый пялится на то, что заслуживает.

— Я профессор Массачусетского университета, и мне не положено выкалывать глаза студентам. Так что я предпочёл не вводить себя в искушение.

— Что…?

— Ненавижу, когда кто-то другой так на тебя смотрит.

«А я ненавижу, когда так разрывается моё сердце».

— Да ладно, я не идиотка. Думаешь, я польщена? О, как интересно, мой горячий, богатый профессор ревнует! Может, он влюблён в меня? Может, он наденет мне на палец красивое кольцо и возьмёт с собой в Белый дом? Избавь меня от этих жалких намёков, меня может снова стошнить. А теперь, можно мне уединиться?

— Не хочу тебе льстить, я ничего не хочу делать, у меня нет плана, цели, я даже не имею чёткого представления о том, что со мной происходит. Я просто знаю, что ты мне нравишься. И просто знаю, что хочу тебя.

— Что ж, становись в очередь. Ты не единственный.

Я бросаю ему вызов своим взглядом.

Сейчас он снова больше Марс, чем Аполлон. На самом деле, он просто Марс. В его глазах странная война.

— Ты собираешься снова встретиться с тем парнем? — Он подходит ближе, прикусив губу, его зрачки похожи на жидкие лужи, полные желчи.

— Конечно! — отвечаю я, хотя мне наплевать на Эрика.

— Я не согласен.

— Ах, ты не согласен. Что ж, я вынесла приговор и посвящаю тебе высокопоэтичную фразу: пошёл ты на х*й. У тебя нет на меня никаких прав. Я буду спать с тем, с кем захочу.

Он стоит так близко, что наши тени почти пересекаются.

На самом деле я не хочу никого другого.

На самом деле мне хочется, чтобы он обнял меня.

Хочу остаться.

И снова заняться любовью.

И наконец-то иметь возможность плакать.

И ещё кучу всякой смертоносной дряни, вроде ядовитых змей, прячущихся под камнями.

По этой самой причине мне приходится искать в себе злую часть и первой продвигать её в путь. Потому что, если я позволю мягкости, вторгшейся в меня в этот ужасный момент, победить, я рискую причинить себе боль, причём очень сильную.

Ранить сильнее, чем когда-либо.

Поэтому я поворачиваюсь к профессору спиной и направляюсь к бамбуковой ширме с одеждой в руках. Переодеваясь, я слышу его голос. Его слова подтверждают, что я была права, что я всегда права.

— Хорошо. Пусть будет по-твоему.

Моё сердце падает на паркетный пол, оставляя на нём кровавый след.

Профессор всё равно настаивает на том, чтобы проводить меня. И когда я возражаю и решаю идти пешком, он следует позади меня. Молчит, и, возможно, ненавидит меня, потому что полученное им королевское воспитание навязывает ему эту вежливость, но ясно, что он хотел бы быть в другом месте. Он понял всё, что нужно понять. Он презирает меня. Я не могу ожидать, что он будет относиться ко мне как к королеве, не так ли? Королевы — это Кларисса и Изабель, а не я.

Тем временем на улице стоит мёртвая тишина. Мы не разговариваем и не смотрим друг на друга. Одна мысль о возвращении домой, в эти пустые стены, опустошает меня, но я должна быть сильнее этой тоски. Я смогу это сделать. Если я осталась жива после ухода Маркуса, если я пережила даже его последний телефонный звонок, то что может сделать со мной отсутствие профессора?

Мы живём не так уж далеко, через несколько минут я уже перед своим домом. Иду к входной двери, прохожу через неё, а Байрон всё равно следует за мной.

— Что тебе нужно?

— Провожу тебя до квартиры.

— Неужели у тебя сложилось впечатление, что я не в состоянии позаботиться о себе?

— Нет, но сегодня у тебя есть нож, и ты злишься. Хочу убедиться, что ты не воспользуешься им без крайней необходимости.