Летящий ястреб, рыжая лиса (СИ) - "Мурзель / Murrrzilka_fic" Страница 37

Женщина не удостоила ее ответом, но руку убрала. Вопреки ожиданиям ребенок больше не делал попыток заплакать. Индианка приложила его к груди, и он, довольно причмокивая, угомонился.

— Что за варварство! — возмутилась Кэтрин, обращаясь к миссис Смит.

Та смерила ее снисходительным взглядом.

— Варварство — это когда бледнолицые бьют своих детей, — с достоинством ответила она. — Мы никогда не бьем наших, потому что знаем, что это искалечило бы их души.

— Но вы издеваетесь над беспомощными младенцами!

— Мы просто отучаем их плакать.

— Но зачем? Все дети плачут — это нормально!

— Для вас — может быть, но не для нас. У нас нет домов с кучей комнат. Вся семья, восемь — десять человек, живут в одном ти́пи. Представь, во что превратится их жизнь, если младенцы будут орать, когда им заблагорассудится. Но это еще полбеды. Дети своим плачем могут выдать наше расположение врагу. Когда я была маленькой, как-то раз мы отбились от своих, и нам нужно было пробраться мимо огромного лагеря черноногих. С нами были грудные дети, включая моего младшего брата… Знаешь, что сделали наши воины?

— Что?

— Они убили младенцев с согласия их матерей.

— Какой ужас! — ахнула Кэтрин.

— Потом мы горевали много дней, но у нас не было другого выхода. Если бы враги нас заметили — погибли бы все. Поэтому пускай лучше дети учатся вести себя тихо, чем кому-то придется принимать такое решение.

Кэтрин молчала, не зная, что на это сказать. Страшно было представить, что чувствовали матери, позволившие убить своих детей. Но все-таки в этой жертве была, пусть жуткая и циничная, но целесообразность. Кэтрин знала, что когда разоряют волчью нору, волчица никогда не защищает своих волчат, «понимая», что ее жизнь ценнее, ведь она может родить новых.

Костер в центре стойбища разгорался все ярче, а за шатрами простиралась непроглядная темнота. На площадку вынесли большой украшенный перьями барабан и принялись отбивать в него ритмичный мотив. Одна из женщин затянула песню, вскоре к ней присоединились остальные.

Несколько молодых индейцев вышли на середину поляны. На одних были причудливые одеяния, украшенные мехом, перьями и рогами, на других — только набедренные повязки. С громкими криками и улюлюканьем танцоры закружились вокруг вздымающегося к черному небу костра.

— Хэйя-ха! Хэйя-ха! — запели мужчины, а женщины принялись подпевать им тонкими голосами.

Все больше и больше людей выходило к костру, и вскоре в неистовой пляске участвовало почти все племя, за исключением певцов и нескольких стариков. Кэтрин сидела на земле, чуть не оглохнув от грохота барабана и высоких пронзительных голосов. Смуглые полуголые тела мельтешили перед глазами в оранжевых отблесках огня.

Зрелище было столь завораживающим, что Кэтрин не могла отвести от него взгляд. Чувственный, животный ритм нарастал, а в глубине души пробуждалось нечто дикое и первобытное. Нечто, толкающее вскочить на ноги и поддаться всеобщему безумию. Но все же голос разума умолк не совсем, и Кэтрин осталась сидеть на траве, невольно подергиваясь в такт барабану.

Прошло немало времени, прежде чем буйство начало утихать. Первыми из круга ушли женщины, уводя за собой детей. Они разбрелись по жилищам, и вскоре шатры осветились изнутри очагами как гигантские бумажные фонари.

Кэтрин тоже поднялась. Она поискала глазами миссис Смит и, не найдя ее, отправилась к себе. В ти́пи было темно и прохладно, огонь почти угас. Кэтрин раздула угли, подкинула несколько веток, а затем разделась и улеглась на мягкую шкуру, накрывшись одеялом.

В голове все еще гудели отголоски барабанного боя, а под закрытыми веками проносились картинки прошедшего дня. Индейцы, ти́пи, баня… голый Брайан. И ее ладони, развратно скользящие у него по груди… Хорошо, что его сейчас здесь нет, иначе она сгорела бы со стыда.

К счастью, Кэтрин так сильно устала, что очень скоро провалилась в сон.

***

— С добрым утром!

Кэтрин вздрогнула и открыла глаза. Посреди ти́пи стоял Брайан. Сон как рукой сняло, а тело обдало жаром, словно она вновь оказалась в индейской бане.

— Привет, — смущенно пробормотала она, по подбородок натягивая одеяло. — Как ты себя чувствуешь?

— Гораздо лучше. — Брайан опустился на корточки и принялся рыться в одной из сумок. — Твое лечение помогло, — вполголоса добавил он.

Кэтрин вспыхнула. Господи, она вела себя хуже девицы из салуна! Что теперь Брайан о ней подумает?

Он выпрямился, держа в руках мыло и полотенце.

— Пойду искупаюсь. После завтрака обычно на реке никого нет, так что потом, если хочешь, тоже можешь окунуться.

Когда за ним запахнулся полог, Кэтрин встала с лежанки и начала одеваться. Пальцы дрожали так, что она с трудом попадала пуговицами в петли. Усилием воли она заставила себя сделать глубокий вдох.

Надо успокоиться и вести себя как ни в чем не бывало. Ну подумаешь, просто вжилась в роль «супруги» и немножко переиграла… И нет, она ничуточки не влюбилась! Какая к черту любовь? И без этого хватает проблем.

Справившись с непослушными застежками, Кэтрин вышла наружу. Яркое солнце заливало поляну, и белые конусы ти́пи сверкали как заснеженные вершины. В деревне вовсю кипела жизнь. Женщины и девочки суетились вокруг очагов, а юноши и мужчины шли к реке или возвращались после купания.

Кэтрин увидела, как с разных сторон к шатру подходят Брайан и миссис Смит. «Свекровь» обрадовалась, заметив сына.

— Мичи́нкши! — Она протянула руки, намереваясь его обнять, но Брайан жестом остановил ее.

— Не надо, мама, не хочу тебя заразить.

— Но ведь ты прошел ритуал очищения. Шаман сказал, что в тебе больше нет злых духов, — возразила она.

— Я и правда чувствую себя гораздо лучше, но простуда не может испариться за один день. Лучше повременить.

Брайан действительно выглядел бодрым и посвежевшим, но его голос все еще звучал немного сипло.

— Как скажешь, — кивнула «свекровь» и добавила. — Я только что говорила с нашим вождем. Он готов сегодня встретиться с тобой.

— Сегодня? Может, лучше через пару дней, когда я окончательно поправлюсь?

Миссис Смит покачала головой.

— Ты же знаешь, что завтра мы начинаем готовиться к Пляске Солнца, и у вождя не будет времени на разговоры.

— Ладно… — с сомнением в голосе протянул Брайан, — сегодня так сегодня.

«Свекровь» пригласила Кэтрин и Брайана к очагу, где тушилось рагу из кукурузы, фасоли и помидоров, а рядом в кипящем масле жарился хлеб.

— О чем ты хотел поговорить с вождем, Чета́н? — поинтересовалась миссис Смит, когда они уселись завтракать.

— О том, что белые собираются протянуть через наши земли железную дорогу, — ответил тот.

Глаза «свекрови» встревожено заблестели.

— Ты уверен?

— Да, нам с Кэт удалось раздобыть карту. Боюсь, что все обернется как под Каспером пять зим назад. Если не хуже…

— И что теперь делать?

— Не знаю. — Брайан вздохнул. — Хочу поговорить с Черным Медведем, узнать его мнение на этот счет. Лично мне кажется, что мы должны отсюда уйти.

— Уйти? — нахмурилась миссис Смит. — С нашей священной земли? Он никогда на это не согласится.

— Тогда придут Длинные Ножи и всех нас перебьют. Уж насколько лакота и шайены были сильны, когда разгромили Длинноволосого, но и то бледнолицые загнали их в резервации. А нас слишком мало, мы и подавно не сможем сопротивляться.

— Ты прав, но куда же нам отступать? Мы и так уже забились в горы. Что нам остается?

— Не знаю. Нужно выиграть время. Может, если мы уйдем дальше на запад, бледнолицые оставят нас в покое.

Миссис Смит лишь сокрушенно покачала головой.

Кэтрин молча слушала их разговор. Пару лет назад газеты славили кавалерию Соединенных Штатов, загнавшей «кровожадных дикарей» в резервации. Кэтрин тогда тоже радовалась вместе со всеми. А сейчас — видела перед собой людей, которых вытесняли с родных мест, у которых отнимали землю, обрекая на голодную смерть, и ей стало стыдно за своих соотечественников.