Боль (ЛП) - Сузума Табита Страница 17

Все выглядит таким нормальным, думает Матео, и в то же время кажется каким-то чужим. Как будто он наблюдает подобную сцену впервые. Он чувствует, словно находится по другую сторону того, что все эти люди не могут понять. Словно он единственный, кому известно о человеческой глупости: вынужденный энтузиазм, люди снуют тут и там, пытаясь обогнать друг друга, чтобы срочно куда-то попасть — а куда, едва ли имеет какое-то значение. Но что обязательно нужно, так это продолжать идти, двигаться, быть постоянно занятым. Все это — отчаянная попытка обмануть себя в том, что ты являешься частью этого мира; что ты хоть сколько-то важен; что принимаемые тобой решения, совершаемые тобой поступки, посещаемые тобой места действительно что-то значат. Парни толпятся в пабах вокруг телевизоров с огромными экранами и подбадривают свои футбольные команды; женщины примеряют последние пары дизайнерских туфель; туристы выбирают бесполезные украшения из цветного стекла в бутиках с завышенными ценами… Все это вдруг кажется ему полным абсурдом, поэтому он, наблюдая за хаосом человеческого существования, хочет остановиться посреди улицы и начать смеяться, или плакать, или кричать. То, что когда-то было таким знакомым, но что он едва замечал, внезапно превратилось в безумие. Ему хочется остановить случайного прохожего и спросить у него, куда он идет, что делает и зачем. Несмотря на то, что все разговоры вокруг ведутся на английском языке, с тем же успехом они могли быть на иностранном — как если бы он говорил на нем когда-то очень давно, но теперь забыл.

Его способность оставаться спокойным впечатляет. Он не сводит взгляда с тротуара перед собой, удерживает разум только на том, что должен делать. Идти. Куда, он не имеет понятия. Как будто все это находится за пределами той цели, о которой он не может думать; как будто предохранительный клапан в мозгу защищает его от собственных внутренних мыслей, вынуждая прочно оставаться во времени здесь и сейчас.

Измученный и вдруг неспособный идти дальше, он останавливается и садится на невысокую стену, окружающую парк, его накрывает волной жара и шума. В кармане вибрирует телефон, отчего он пугается до полусмерти. На экране высвечивается имя Лолы, и первая его мысль — включить голосовую почту. Прямо сейчас ему не хочется ее видеть, он не может ее видеть. Но чувство вины заставляет его ответить на звонок.

Она говорит очень быстро. В ее голосе звучит радость. Она без умолку болтает о соревновании, его победоносном прыжке, который они с Хьюго и Изабель смотрели по телевизору. Сейчас она идет со школы и хочет встретиться с ним в Парке Грейстоун. Он отвечает, что в настоящее время не может, потому что занят. Но когда она спрашивает, чем, ему удается придумать лишь одно: он ходит по магазинам на главной улице. Она интересуется, где именно, потом что-то бормочет про Хьюго и Изабель и вешает трубку. В притупленном состоянии замешательства он глядит на телефон в своей руке и чувствует себя угодившим в ловушку. Он не может видеть ее прямо сейчас — у нее был такой оживленный и энергичный голос. Но он не узнает свою девушку. Он даже не узнает себя.

В лучах нестерпимо яркого солнца три фигуры выбираются из кэба и вливаются в поток встречного движения, вынуждая двухэтажный автобус резко, с визгом шин, тормозить. Огибая машины и смеясь, они спотыкаясь идут к нему по дороге. Он встает, отступает назад и пытается придать лицу нормальное выражение, когда они подлетают. Руки Лолы обвиваются вокруг его шеи, ее волосы вдруг оказываются у него в лице, отчего он задыхается. Она теплая, мягкая и от нее вкусно пахнет, но он все равно борется с желанием оттолкнуть ее. Они с Изабель о чем-то визжат, их крики и возгласы сотрясают воздух. Хьюго хватает его за плечи и сильно встряхивает, а Матео быстро отходит назад, прилагая все усилия, чтобы улыбаться и дышать. Улыбаться и дышать. Это все, что ему нужно пока что делать. Они поздравляют его с соревнованием по прыжкам. Потрясенный и дезориентированный, он улавливает в их словах что-то про золотую медаль, Олимпиаду, какие-то новости в интернете, его фотографию в утренней газете.

— Я не могла уснуть! Не могла уснуть! — кричит ему на ухо Лола, ее лицо сияет, глаза расширены от восторга. — Я думала, что сойду с ума, пока лежала в постели, глядя на часы и считая минуты до…

— Я тоже, я тоже! — Изабель ударяет его по руке. — Вся моя семья собралась вместе, чтобы посмотреть на тебя по телевизору…

— Она писала мне каждые пять минут! — с преувеличенным вздохом вмешивается Хьюго. — И все со школы одновременно разместили твиты об этом…

— Мы пытались дозвониться до тебя после интервью! — с негодованием добавляет Изабель. — А потом почти всю ночь! Но твой телефон постоянно переключался на голосовую почту!

— Мы… мы ходили праздновать, — быстро выговаривает Матео, легкомысленно посмеиваясь. — В пабе было очень громко!

— Когда ты вернулся?

— Ты говорил, что собираешься вернуться домой вечером!

— Мы ждали тебя с выпивкой, оставшейся с выпускного бала, чтобы поздравить!

— Почему тебя сегодня не было в школе?

Их голоса растворяются и сливаются в один поток театральной наигранности: все взбудоражены всплеском адреналина, пьяны от волнения, их болтовня разлетается во всех направлениях, пока они перекрикивают друг друга со скоростью света — в них столько энергии, что они вот-вот взорвутся.

— Что с твоим лицом? — мгновенно пугает его Лола, ее рука лежит на его щеке. — У тебя на лбу наливается огромный синяк. А на губе у тебя что — кровь?

— Ах, да. — Он небрежно отводит ее руку. — Слишком сильно напился вчера с ребятами из команды. И упал по дороге к станции.

Хьюго смеется.

— Больше похоже на то, что ты участвовал в соревновании по боксу!

— Ой! И твои руки тоже? — Лола берет его ладони в свои и рассматривает разбитые, окровавленные костяшки пальцев: с ран содрана кожа, неровные белые прямоугольники окружают каждый влажный разрыв темно-красного цвета.

Но к счастью, он привлекает внимание не надолго, поскольку Хьюго и Изабель решают, что ранний ужин с чаем сейчас более уместен. Матео следует за ребятами, когда они шумно собираются вокруг стола под большим зонтом, возле одного из французских кафе, скрипя металлическими ножками стульев по тротуарной плитке.

— Боже мой, здесь все на языке лягушатников! — в ужасе восклицает Изабель, изучая меню.

Лола и Хьюго смеются.

— О, нет! — усмехается Хьюго, качая головой. — Croissants, pains au chocolat, café… Что вообще означают эти странные слова?

— Ха-ха! — парирует Изабель. — То, что я бросила французский, не означает, что я тупая.

— Нет-нет, не тупая! — восклицает Хьюго. — Просто… — Он щелкает пальцами и качает головой. — Как это сказать? — Окидывает взглядом остальных. — Лингвистически ущербная?

Изабель вскакивает со стула и обходит стол, чтобы задушить Хьюго. А потом усаживается к нему на колени.

— Я готова тебя съесть, настолько я голодна!

Она смеется, обвивает руками его за шею и дарит ему долгий поцелуй. Матео отводит глаза, их интимная близость внезапно смущает его, и встречается взглядом с Лолой. Он вздрагивает, потому что мгновенно понимает, что ее глаза изучают его лицо, и ему стоит огромных усилий сохранять спокойное и радостное выражение. Почему она смотрит? Она видит, что что-то не так? Поставив локоть на стол, он отворачивается от нее и грызет ноготь в попытке успокоить нервы.

Похоже, они проголодались. Как только им приносят еду, та с угрожающей скоростью исчезает, каждый помогает друг другу доесть с тарелки: круассаны, эклеры, маффины, кофе. Матео жует медленно, отчего кажется, будто он ест со всеми, но справляется только с половиной булочки. Надеется, что на фоне того, что все делятся едой и добродушно подшучивают, это останется незамеченным. Но Лола поглядывает на его тарелку, пока Изабель и Хьюго сражаются за последний маффин, и вскидывает брови.

— Ты не голоден?

— Не очень, — торопливо отвечает он. — Хорошо пообедал.